Соотношения сил. История, риторика, доказательство

Европейцам следовало бы <…> оставаться у себя дома. Нам не требовалась их помощь, дабы жить счастливо. Мы довольствовались тем, что давали нам наши острова, мы пользовались их благами, ни о чем другом не помышляя. Обретенные благодаря европейцам познания лишь умножили наши потребности и разожгли желания. Они порицают нас за то, что мы не носим одежд. Однако если бы в сем действительно имелась надобность, природа позаботилась бы об этом. Почто навязывать нам одежды, раз это вещь весьма праздная? Почто стеснять наши ноги и руки под тем предлогом, что их надобно прикрыть? Они трактуют нас как дикарей, считают нас варварами. Следует ли им верить? Не видим ли, что под личиной просвещения и исправления наших обычаев они развращают нас? Не видим ли, что у нас похищают ту исконную простоту, в коей мы пребывали? Не ведет ли это к утрате нашей свободы, кою должно почитать более дорогой, нежели самая жизнь? Силятся убедить, будто делают нас счастливыми, и многие из вас столь слепы, что верят их словам. Однако сможем ли мы остаться при таковых мнениях, если задумаемся, какие злосчастия и болезни отяготили нас, когда сии иноземцы прибыли сюда, дабы лишить нас счастия и потревожить наше спокойствие? Прежде, нежели они приплыли, знали ли мы что-либо о насекомых, столь жестоко нас терзающих? Знали ли мы о крысах, мышах, мухах, комарах и других мелких тварях, существующих лишь для того, чтобы истязать нас? Вот они – прекрасные дары, привезенные на их плавучих сооружениях! Прежде, нежели они добрались сюда, знали ли мы о кашле и простуде? Если недуги и одолевали нас, то и противоядия были известны; они приносят нам свои болезни, однако исцелению от них не учат. Виной всему наша алчность, несчастное желание владеть железом и прочими побрякушками, драгоценными лишь в силу нашей жадности. Нас упрекают в бедности, невежестве, грубости. Но ежели мы столь бедны, как полагают они, то что же они здесь делают? Поверьте, если бы мы не были им нужны, они не подвергали бы себя стольким опасностям (а они, напротив, ровно это и делают), не прилагали бы столько усилий, дабы поселиться среди нас. Все, чему они нас учат, имеет одну цель – принудить нас следовать их обычаям, подчиняться их законам, потерять драгоценную свободу, унаследованную от отцов наших, иными словами, сделать нас несчастными в стремлении обрести призрачное довольство, воспользоваться коим возможно лишь тогда, когда существование наше прервется. Утверждают, будто наши истории суть сказки, плоды фантазии. Но нельзя ли сказать сего и об их собственных наставлениях, о том, во что они просят нас уверовать, как если бы речь шла о непреложных истинах? Они пользуются нашей наивностью, нашей чистосердечностью. Цель их искусств – в том, чтобы обмануть нас, их наук – в том, чтобы сделать нас несчастными. Если мы невежественны и слепы, как они стремятся нас уверить, то это лишь оттого, что слишком поздно осознали, сколь коварны их намерения, и позволили им поселиться среди нас. Но не утратим же мужества в наших бедствиях. Европейцы еще не столь многочисленны, это не более чем горстка людей: мы без труда от них избавимся. У нас нет их смертоубийственных орудий, сеющих повсюду ужас и смерть: но при всем том мы способны одолеть их благодаря превосходящему числу наших воинов. Мы сильнее, нежели сами думаем: мы скоро избавимся от иноземцев и вернемся к изначально присущей нам свободе[224].