Сопротивление и покорность

Мне казалось, что было бы хорошо для нас обоих, если бы мы смогли быть в этот период вместе, поддерживая друг друга. Но, пожалуй, даже «лучше», что это не так, что каждый должен пробиваться в одиночку. Мне очень тяжело, что я сейчас ни в чем не могу тебе помочь, за исключением того, что я действительно каждое утро и каждый вечер при чтении Библии, да часто еще и на дню, думаю о тебе. Обо мне ты можешь не беспокоиться; у меня на удивление все в порядке, ты был бы поражен, если бы навестил меня. Здешние обитатели говорят мне то и дело – а это мне, как видишь, очень льстит, – что я «излучаю такое спокойствие» и что я «всегда такой веселый»; так что мои собственные, временами противоположные этому наблюдения над собой, по-видимому, беспочвенны (во что я, надо сказать, совершенно не верю!). Тебя удивили или, возможно, обеспокоили бы разве что мои теологические идеи и выводы из них, и вот здесь мне тебя по-настоящему недостает; ведь я просто не представляю, с кем бы я еще мог поговорить об этом, чтобы кое-что прояснить. Что меня постоянно занимает, так это вопрос, чем для нас сегодня является христианство и кем – Христос? Время, когда людям все можно было высказать словами (будь то теологические рассуждения или благочестивые речи), давно миновало; то же относится ко временам интереса ко внутреннему миру человека и к совести, а это значит, и ко времени религии вообще. Мы приближаемся к абсолютно безрелигиозному периоду; люди уже могут просто быть нерелигиозными. Те же, кто честно называет себя «религиозными», не практикуют религии никоим образом; возможно, под «религиозностью» они понимают нечто иное. Наши общие христианские провозвестие (Verkьndigung) и теология, насчитывающие 1900 лет, опираются на «априорную религиозность» людей. «Христианство» всегда было одной из форм (вероятно, истинной формой) «религии». Если же в один прекрасный день окажется, что этой «априорности» вообще не существует, что это была временная, исторически обусловленная форма самовыражения человека, если, таким образом, люди в самом деле станут радикально безрелигиозными – а я думаю, что в большей или меньшей степени это уже имеет место (по какой, например, причине эта война, в отличие от всех предыдущих, не вызывает «религиозной» реакции?), – что это будет значить для «христианства»? У всего нашего теперешнего «христианства» будет выбита почва из-под ног, и нам останется довольствоваться в «религии» лишь несколькими «последними рыцарями» или кучкой интеллектуальных лжецов. Можно ли считать их немногими избранниками? Должны ли мы со всем пылом, раздражением или возмущением бросаться именно на эту сомнительную группку людей, чтобы сбыть им наш товар? Должны ли мы накидываться на кучку несчастных в минуту их слабости и, так сказать, «религиозно» насиловать их? Если же мы не хотим этого, если мы в конце концов даже западную форму христианства могли бы расценить лишь как предварительную стадию всеобщей безрелигиозности, то какая ситуация создается тогда для нас, для церкви? Как может Христос стать Господом и для нерелигиозных людей? Существуют ли безрелигиозные христиане? Если религия представляет собой лишь внешнюю оболочку христианства (да и эта оболочка в разные времена выглядела совершенно по-разному), что же такое тогда безрелигиозное христианство? Барт, единственный, кто начал размышлять в этом направлении, все-таки не реализовал и не продумал эти идеи, но пришел к позитивистскому пониманию откровения, причем это понимание в основном не вышло за пределы реставрации прежнего подхода. Для безрелигиозного рабочего или вообще для человека здесь ничего не решено. Вопросы же, которые ждут ответа, таковы: что означают церковь, община, проповедь, литургия, христианская жизнь в безрелигиозном мире? Как мы можем говорить о Боге – без религии, т. е. без обусловленных временем предпосылок метафизики, душевной жизни человека и т. д., и т. п.? Как можем мы говорить (или, может быть, об этом даже нельзя «говорить» как прежде) «мирским» языком о «Боге», как можем мы быть «мирскими и безрелигиозными» христианами, как мы можем быть экклесией, вы-званными, не считая себя избранниками в религиозном плане, а относя себя всецело к миру? Тогда Христос уже больше не предмет религии, а нечто иное, действительно Господь мира. Но что это означает? Что в атмосфере безрелигиозности означают культ и молитва? Приобретает ли здесь эзотеризм или различение (ты ведь знаешь о нем у меня) предпоследнего и последнего новую значимость?

На сегодня я должен заканчивать, т. к. письмо сейчас уйдет. Через два дня я напишу тебе по этому поводу больше. Надеюсь, ты примерно понимаешь, что я имею в виду; думаю, тебе не скучно. Прощай пока! Нелегко писать все время, не слыша отклика; ты должен простить меня, если письма получаются чересчур монологичными!

Я могу еще кое-что приписать.