Сопротивление и покорность

И мы не можем быть честными, не сознавая, что мы должны жить в мире, «etsi deus non daretur». А как раз это мы познаем – перед Богом! Сам Бог принуждает нас к такому выводу. Так наше совершеннолетие ведет нас к подлинному познанию нашей ситуации перед Богом. Бог дает нам понять, что мы должны жить, справляясь с жизнью без Бога. Бог, который с нами, есть Бог, который хочет, чтобы мы жили без рабочей гипотезы о Боге, есть Бог, перед которым мы постоянно пребываем. Перед Богом и с Богом мы живем без Бога. Бог дозволяет вытеснить себя из мира на крест. Бог бессилен и слаб в мире, но именно в этом и только через это Он с нами и помогает нам. Из Мф. 8, 17 совершенно явно следует, что Христос помогает не благодаря Своему всесилию, но благодаря Своей слабости, Своим страданиям!

В этом кроется коренное отличие от всех религий. Религиозность указывает человеку в его бедах на могущество Бога в мире. Бог – deus ex machina. Библия же указывает человеку на бессилие, на страдание Бога; помочь может лишь страждущий Бог. В этой связи можно сказать, что описанное развитие к совершеннолетию мира, которое помогло разделаться с ложным представлением о Боге, расчищает для взора библейского Бога, Своим бессилием завоевывающего власть и пространство в мире. Здесь, пожалуй, нужно пускать в ход «мирскую интерпретацию».

Кто я?

Кто я? Мне часто говорят,
что я выхожу из своей камеры —
покоен, радостен, тверд, —
как из замка выходит властитель.

Кто я? Мне часто говорят,

что я беседую со стерегущими меня
свободно, дружески, ясно,
будто мой долг – повелевать.

Кто я? Мне также говорят,

что несчастливые дни я встречаю
равнодушно и с гордой усмешкой,
как тот, кто к победам привык.
В самом ли деле таков я, как обо мне толкуют другие?
Или же я лишь то, что сам о себе я знаю?
Беспокойный, снедаем тоской, хворый, будто птица в неволе,
жадно хватая воздух, словно сдавлено горло,
тоскуя по краскам, цветам, посвисту птиц,
сгорая от жажды по доброму слову, по близости человеческой,
содрогаясь от гнева перед произволом, ничтожной обидой,
лишаясь покоя в ожиданье великих свершений,
в бессилье тревожась о друзьях в беспредельной дали,
опустошенный, без сил для молитвы, для мысли, для дела,
в изнуренье готовый со всем распрощаться?

Кто я? Тот или этот?

Что же, сегодня я этот, а завтра я тот?
Или то и другое я кряду? Пред людьми – лицемер,
пред собою самим – малодушный нытик, достойный презренья?
Или остаток во мне подобен разбитому войску,
в беспорядке бегущему от уже добытой победы?

Кто я? Не насмешка ли это, в одиночестве мучиться, себя вопрошая?

Кто бы я ни был, Ты знаешь меня, ведь Твой я, о Боже!

18.7.44

Наверное, какие-то письма погибли во время воздушных налетов на Мюнхен? Получил ли ты письмо с двумя стихотворениями?[31] Я отослал его вечером, в нем был кое-какой подготовительный материал на теологическую тему. В стихотворении «Христиане и язычники» есть одна знакомая тебе мысль, ты ее узнаешь. «Христиане с Богом в Его страдании», это отличает христиан от язычников. «Неужели вы не можете пободрствовать час со Мной?» – спрашивает Иисус в Гефсиманском саду. Это отречение от всего того, что религиозный человек ожидает от Бога. Человек призывается к соучастию в страданиях Бога в обезбоженном мире.