Сопротивление и покорность

Вчера я услышал, что ты опять перебрался на новое место. Надеюсь скоро узнать, как ты устроился. Во всяком случае, историческое окру­жение очаровательное ²⁸ . Еще десять лет назад мы едва бы поняли, что символические знаки — епископский посох и кольцо, усвоенные как импе­ратором, так и папой, могут привести к мировым конфликтам. Не были ли они в действительности адиафорами? То, что они ими не были, нам сужде­но было узнать снова на своем опыте! Понимать ли покаянный путь Генриха IV как искренний или дипломатический поступок, все равно, образ Ген­риха в 1077 году незабываем, он не изгладится в сознании европейских народов. Этот образ дей­ствует сильнее, чем Вормсский конкордат 1122 го­да, который формально решил дело в том же смы­сле. Нас учили в школе, что все эти великие схват­ки были несчастьем для Европы. В действитель­ности же в них истоки духовной свободы, сделав­шие Европу великой.

О себе мне почти и нечего сказать. Недавно слышал по радио, уже не в первый раз, сцены из опер Карла Орфа («Кармина Бурана» и др.); их свежесть, ясность и радостное настроение при­шлись мне очень по душе. У него есть и оркестро­вые обработки Монтеверди. Знаешь ли ты об этом? Затем передали Кончерто гроссо Генделя; слушая медленную часть (типа лярго), я в кото­рый раз был поражен его способностью утешения, непосредственного и всеобъемлющего, на которое мы бы не отважились. Я считаю, что Гендель го­раздо больше думал о слушателе и о воздействии музыки на него, чем Бах. Поэтому-то он иногда бывает несколько параден. Гендель своей музы­кой хочет добиться чего-то, Бах же нет. Согласен?

С большим интересом читаю «Записки из Мертвого дома» ²⁹ и нахожусь под впечатлением от того сострадания — абсолютно без всякой при­меси морали,— с которым вольные относятся к обитателям острога. Может быть, отсутствие морали, ведущее начало от религиозности, явля­ется существенной чертой этого народа и объяс­няет современные события? В остальном я пишу, сочиняю стихи, пока хватает сил. Я, кажется, уже рассказывал тебе, что вечерами я теперь часто, как раньше с тобой, сажусь за работу³⁰ . Разу­меется, это очень важно для меня и приятно. Но я уже исчерпал все, что мог бы сообщить тебе о своей жизни... Очень рад, что К., по-видимому, в хорошем настроении. Он был долгое время в та­ком подавленном состоянии ³¹ . Думаю, все, что его так гнетет, скоро снова наладится; желаю ему и всей семье этого...

Если у тебя в ближайшее время возникнет про­блема составления проповеди, то я для начала взял бы такие тексты, как Пс 61,2; 118,94а; 41,6; Иер 31,3; Ис 41,10; 43,1; Мф 28,206 и ограничился бы некоторыми важными и простыми мыслями. Необходимо какое-то время прожить в общине, чтобы понять, «какой облик принял в ней Хри­стос» (Гал 4,19), и это особенно относится к такой общине, какая у тебя будет...

Вот еще несколько заметок к нашей теме. Я очень постепенно подбираюсь к выработке не­религиозной интерпретации библейских понятий. И тут я скорее вижу задачу, чем возможности решения.

В историческом плане: к автономии мира ве­дет единое магистральное направление развития. В теологии на самодостаточность разума для ре­лигиозного познания впервые указывает Герберт Чербери. В морали: Монтень, Бодэн, поставив­шие на место заповедей житейские нормы. В по­литике: Макиавелли, отделивший политику от всеобщей морали и обосновавший учение о госу­дарственной мудрости. Позднее, совсем по- другому в смысле содержания, но с той же ориен­тацией на автономию человеческого общества, Г Гроций выдвигает естественное право в каче­стве международного, которое сохраняет свою за­конность, «etsi deus поп daretur» — «даже если Бо­га и не было бы». И, наконец, философский итог: с одной стороны, деизм Декарта — мир как меха­низм, функционирующий без вмешательства Бо­га, самостоятельно; с другой — пантеизм Спино­зы: Бог есть природа. Кант в принципе деист, фихте и Гегель — пантеисты. Везде цель мышле­ния сводится к автономии человека и мира.

(В естествознании все начинается, очевидно, с Николая Кузанского и Джордано Бруно, с их «еретического» учения о бесконечности мира. Ан­тичный космос конечен, как и средневековый тварный мир. Бесконечный мир — как бы его ни мыслили — покоится в себе самом, «etsi deus поп daretur». Современная физика, однако, подвергает сомнению бесконечность мира, не впадая при этом в прежние представления о конечности.)

Бог как моральная, политическая, естествен­нонаучная рабочая гипотеза упразднен, преодо­лен; точно так же как и в смысле философской и религиозной гипотезы (Фейербах!). Интеллек­туальная честность требует отказа от этой рабо­чей гипотезы или исключения ее в максимально широких пределах. Набожного ученого- естественника, медика и т. п. нужно отнести к дву­полым существам.