Сорок одна хлопушка

Ворота нашего дома приоткрыты, отворив их и подталкивая мула, мы вошли во двор. Там, приплясывая, нас встречала стая золотисто-рыжих хорьков. Я знал, что наш дом уже превратился для них в место развлечений, тут они и любовь крутили, и свадьбы играли, и потомство выводили, и отпугивали сборщиков утиля. Хорьки обладают магической силой, соблазнённые ими женщины могут тронуться рассудком, начать петь и плясать, даже бегать с голым задом по улице. Но нам было не страшно, и я обратился к ним:

– Спасибо, друзья, спасибо, что присмотрели за моей пушкой.

– Не за что, не за что, – отвечали они. Они были одеты в красные безрукавки, как мальчики на фондовой бирже. Некоторые в белых трусиках, как дети в плавательном бассейне.

Первым делом мы миномёт разобрали, перенесли деталь за деталью из восточной пристройки во двор, затем приставили деревянную стремянку к карнизу крыши одноэтажной западной пристройки. Сначала я забрался наверх, обозрел окрестности, вокруг в лунном свете мерцала черепица на крышах, за деревней текла река, в реке текла вода, перед деревней расстилались поля, в них виднелся огонь, всё отчётливо стояло перед глазами. Самое время, чтобы стрелять, есть ещё сомнения, нет сомнений. Я дал команду, чтобы они обвязали каждую деталь верёвкой, и одну за другой стал затягивать их на крышу. Из ствола вытащил пару белых перчаток, надел их и сноровистыми движениями принялся собирать миномёт. Мой миномёт грозно стоял на крыше и весь блестел в лунном свете, словно только что выскочившая из купальни невеста, которая ждёт своего жениха. Дуло смотрело в небо под углом сорок пять градусов, большими глотками отхлёбывая лунный свет. На крышу вскарабкались несколько озорных хорьков, они подбежали к миномёту и стали царапать его. Такие милые, пусть поцарапают, но, если явятся другие, пинком скину с крыши. Затем мальчик подвёл мула к стремянке, старик со старухой сгрузили с него ящики с минами. Они в этом набили руку, работали аккуратно и надёжно. Мины – штука серьёзная, уронишь – последствия будут страшные. Так же с помощью верёвки семь ящиков с минами затащили наверх и разложили по четырём опорным столбам. Старики и маленький мальчик тоже забрались на крышу. Поднявшись, старуха никак не могла отдышаться. У неё было воспаление трахеи. Поела бы редьки – полегчало бы, но, к сожалению, редьки у меня под рукой не было.

– Мы сбегаем и добудем, – предложил малыш хорёк. И через какое-то время восьмёрка хорьков притащили полуметровую особо сочную редьку и с криками «раз, два – взяли» подняли по лестнице наверх. Старик поспешно принял от хорьков редьку и передал старухе, при этом он без устали повторял слова благодарности, демонстрируя искренность и правила приличия нашего народа. Старуха взялась руками за концы редьки, хряснула через колено, и редька с хрустом распалась на две половинки. Заднюю часть она положила рядом, взяла переднюю, откусила и принялась жевать, причмокивая, а в лунном свете разлился редечный дух.

– Стреляй давай! – сказала она. – Если есть редьку в пушечном дыму, мне сразу станет легче. Потому что хвораю я лет шестьдесят. Когда сыночка своего рожала, пятеро японских солдат у меня во дворе стреляли из миномёта, дым проник в окно, я им надышалась, повредила трахею, и с тех пор у меня постоянная одышка. Сыночек мой тоже от грохота выстрелов и дыма простудился и умер…