— Тиш-ше! — похоже, он зажимает им рты. — Только разбудите мне всех!
— Ник! — шёпотом возмущаются они. — Ты как это сотворил? Научишь?
— Вы хоть что-то поняли из того, что я вам тут рассказал? или я безо всякой пользы перед вами в любезностях рассыпался? — с упрёком говорит Николас. — Битый час им твержу об одном, и всё без толку.
— Да поняли, поняли, — торопливо отвечают. — А как же папа? И правда, что это мы на него его же заклятье перекинули? И почему так получилось…
Они засыпают его вопросами, а я уже не слушаю. У меня закрадывается смутное подозрение, что не им он это всё расписывал. Не перед ними распинался.
Передо мной.
И не выдержав, шарахаю кулаком в стенку.
— Я же говорил — абсолютно не расстроившись, замечает Ник. — Разбудили! Вот если сейчас мама выйдет, она будет просто страшна в своём праведном гневе…
Возмущённо высовываюсь в дверной проём.
— … или просто очаровательна в этой полупрозрачной ночной рубашке, — мурлычет Николас. И я поспешно отступаю за халатом. Девочки, порскнув, как настоящие зайцы, скрываются в своей комнате и закрываются.
Не найдя халата, я на ощупь вытягиваю из комода большую вязаную шаль. Ею можно спокойно укутаться от шеи до пяток и вроде бы соблюсти приличия, — во всяком случае, в некоторых фильмах такой вариант ночных хождений мне встречался.
— И зачем всё это? — выговариваю, снова появляясь. — Ник, я понимаю, тебе хотелось бы представить свою семью как можно лучше, но ведь у детей в головах сейчас всё перемешается. Они уже и так начинают меня доставать вопросами об отце, а я не знаю, что им отвечать, понимаешь? Когда ты так о нём рассказываешь, получается, что он просто херувим какой-то, безвинно мной обиженный, а я, в таком случае, кто? Та самая авантюристка?
— Т-с-с, — он перехватывает меня за локоть, усаживает рядом. Обнимает за плечи. Глаза довольно блестят в темноте. — Родственница моя дорогая, это вполне естественно, что они спрашивают об отце. Это нормально. И пусть они узнают о нём со всех сторон — и от меня, и от тебя, и пусть потом сами его увидят, оценят — и уже делают выводы. Мы все многогранны, и назвать своего брата только злодеем я не могу, потому что… Ну, да, он бывает и злопамятен, и упёртый как баран, и желчи в нём достаточно, не в пример мне, но он воин по складу характера, а я — бабник, и ты его со мной не сравнивай.
— Ты — бабник? — скептически говорю — а заодно снимаю со своей груди невесть как забредшую мужскую руку. — Похоже, конечно. Только ещё пять минут назад ты разводил здесь такой психоанализ, что никакому ловеласу до тебя не доплюнуть. А у кого вся библиотека забита научными книгами? А…а кто, в конце концов, додумался, как выжить в чужом мире и выживал, и очень даже неплохо, пятнадцать лет? Бабник, да? Ты просто напялил на себя этот костюмчик, образ, тебе с ним легче, когда тебя принимают за легкомысленного повесу!
— А ты, выходит, меня раскусила, — с непонятным удовлетворением кивает он.
— Ну да, — в запале отвечаю. И вдруг останавливаюсь.
— Костюмчик, — ухмыляется он. — Образ. Маска…Что из этого тебе больше нравится?
— Маска, — угрюмо отзываюсь. И знаю, о чём он поведёт речь дальше.
— Мы все носим маски, Ива. Я — одну, мой брат — другую. У отца своя маска, у тебя — своя…
— А я тут причём?
— А у тебя маска лапушки, родная моя, — отвечает он серьёзно. — И так она к тебе приклеилась, так тебе под ней удобно, что выползать не хочешь. Нет, ты носи, носи, тебе очень идёт. Только нет-нет — да выглядывай, а то забудешь, какая ты есть настоящая.
Я выдёргиваю бахрому шали, которую он успел намотать на кулак. Молча иду к себе. Надеюсь, Анну они не разбудили. Хоть кто-то должен нормально спать по ночам!
— Спокойной ночи, Ива, — говорит он мне вслед. — Добрых снов.
Как тут не ответить на такое пожелание?
— Спокойной ночи, Ник.
Что довольно часто поджидает человека после бессонной ночи? Правильно, головная боль. Чувствую, и меня она не минует. Потому что, разогнав ночных заговорщиков, я долго ещё лежу в постели и не могу заснуть — мешают мысли. И самая горькая из них: вот я и перестаю быть для своих детей центром Вселенной. Наверное, именно это мешает окончательно решиться на поступок, на который давно уже окучивает меня злодей-родственник. Умом-то я понимаю, что ежели действительно для здоровья детей им необходимо переселиться — нужно принять это как факт и не откладывать дело в долгий ящик. Бывают ведь и в нашем мире ситуации: сколько семей переехало в другой регион из-за вердикта врачей: не подходит климат! И ничего, на новом месте обживались очень даже неплохо… В том, что господа некроманты окружат моих девиц вниманием и заботой — не сомневаюсь; что будут у них самые главные обожатели — отец, дядя, дед и пока неизвестная мне леди Мирабель — не сомневаюсь трижды. Печалит меня лишь то, что в этом мире мне уже не будет места — ни в их жизни, ни — постепенно — и в сердце, потому что потеснит меня, а затем и вытурит новая, яркая и удивительная жизнь, к которой