Сороковник. Книга 2

Перед уходом я успеваю напоить её чаем с малиной, уложить в постель, испробовать на себе-второй обережную ауру — но в этом мире она какая-то вялая, лишь слегка снимает жар. И тогда втихаря, надеясь, что Николас не увидит, я сама надеваю Анне на палец кольцо дона. На всякий случай. Защитное, всё-таки…

Потому что мне тоже не нравится эта простуда. И на работу я иду с тяжёлым сердцем.

Хотя по времени-то рассчитываю управиться быстро. Дойти — всего ничего, двенадцать минут обычным шагом, быстренько подпишу несколько ордеров — и назад. День, как я уже говорила, выходной, в холле только охранники, я даже не заглядываю в свой отдел — делать там нечего, а сразу поднимаюсь на третий этаж в кассу. Мимо меня стройной цепочкой спускаются в подвальный архив девочки-бухгалтеры, тоже поднятые «в ружьё» предстоящей проверкой. Как обычно: пришло письмо с налоговой, указаны периоды, названы счета и клиенты, и вот уже трудолюбивыми муравьишками наши специалисты волокут на себе увесистые подшивки документов, и в течение ближайших суток все три ксерокса и один подшивочный станок будут работать без передыха. Аврал, скажете вы? Форс-мажор? Дедлайн, выражаясь по-модному? Ну что вы, обычная текучка. Рутина.

Вздохнув, я обозреваю две стопки папок с разноцветными стикерами-закладками. Ладно, не привыкать. Зато теперь я с полным основанием могу не отвечать на звонки, скажу потом: достали, голубчики! А подписать мне недолго, это займёт каких-то минут пятнадцать… Нет, двадцать… Нет, полчаса.

— Ёлы-палы, — не выдерживаю, — Рита, откуда ты эти папки выуживаешь? Ты же вроде всегда документы подбираешь для подписей, выходит, что-то ещё остаётся?

Маргарита, наш кассир, смотрит на меня испуганно и плюхает на стол ещё несколько папок.

— Если бы только это, — оправдывается она, — так за два года пришлось пересматривать, где-то что-то переделывать, а иногда ты и на больничном была и в отпуске, вот я и недоглядела. Не ругайся я и без того боюсь…

Она всегда боится, что недочёты найдут именно у неё, накажут и выгонят с работы, несмотря на пятнадцать лет бессменной службы. Скрепя сердце, берусь за последние подшивки.

А потом ещё приходится отбиваться от вопросов, с кем это меня в пятницу видели, — и хорошо, что это бухгалтеры спрашивали, а не мои сотрудники, которые уж точно стали бы пытать, как это я умудрилась вчера быть одновременно и на службе, и в парке, да ещё с импозантным мужчиной, да ещё так похожим на моих девчат… На моё счастье, у коллег достаточно богатое воображение, им достаточно кинуть несколько намёков, всё остальное они дорисуют сами и во множестве вариантов.

Всё. Всё, наконец. Ухожу, махнув напоследок мальчикам из охраны, а у самой на душе почему-то скребут кошки, и ничего не могу поделать с этой тревогой.

За порогом квартиры меня встречает тишина. Куда мертвее той, что бывает в домах субботним утром, пока все спят. А времени-то у нас… Времени у нас около одиннадцати, пора бы народу просыпаться. Девочки у меня, хоть и не «жаворонки», но позже половины десятого не залёживаются…

Собачат не слышно. Должно быть, ушли гулять все вместе. Заглядываю на ходу в комнату Анны — постель аккуратно застлана, хозяйки не видно. Жилым духом не пахнет. И опять меня поджидает на столике в зале откинутая крышка ноутбука.

Однако, с облегчением говорю, они снова решили куда-то забуриться. Что, нашей больной настолько легче? Ох, рискованное это дело, как бы не заработать осложнений. Трогаю мышку, включается заставка. «Спящий режим» на экране у нас настроен на двадцать минут, значит как минимум столько времени никого нет дома. А позвонить нельзя было, предупредить, чтобы я не дёргалась?

«Мама, прости нас…»

У меня слабеют ноги. Я уже не могу читать на ходу. На ощупь усаживаюсь, кое-как подтягиваю к себе ноутбук. Восстановленное в чужом мире зрение вдруг начинает сбоить и мне приходится щуриться, чтобы прочитать мелкий шрифт.

«Мама, прости нас.

Мы решили уйти сейчас — с Ником и Анной, потому что ты снова будешь думать долго и всё решишь за нас сама. Нам тоже хочется посмотреть этот новый мир. Прости, мы вчера слышали ваш разговор и потом сами поговорили с Риком. Когда он будет их переносить, он прихватит и нас с собой. Он сказал, что сможет. Ты не волнуйся за нас, мы скоро сами сможем вернуться, честное слово.

И не бойся, с папой мы как-нибудь поладим. У дяди Ника не может быть плохого

брата.

Прости. Мы тебя любим. Мы скоро снова будем вместе.

Мы.

ПыСы. Не ругайся на них, они не знают, что мы с ни»

Запись обрывается.

Вот и всё, мать. И собственный внутренний голос кажется мне чужим. Вот и всё.

Я не знаю, сколько здесь сижу. Время от времени, когда экран гаснет, я трогаю мышку и снова тупо перечитываю слова, как будто от моего взгляда они затрутся — и всё вернётся на свои места, словно ничего и не случилось. Экран гаснет. Щёлкает мышка. Экран гаснет. Щёлкает мышка.