Сороковник. Книга 2

— Они ушли, — бесстрастно сообщаю я Маге, почему-то совершенно не удивляясь его появлению. Он, опираясь на моё плечо одной рукой, другой выбивая привычную дробь ногтями по столу, внимательно читает сообщение. — Ты можешь сказать, почему меня все бросают? Ты бросил, Васюта уехал, дети — ушли… Они даже щенков с собой забрали, даже кота. А меня оставили. Я им больше не нужна.

Он внимательно перечитывает послание. Лоб прорезает тонкая морщинка.

— Не преувеличивай, — говорит, выпрямляясь, и я понимаю, что, несмотря на отсутствующий вид, он прекрасно меня слышал. — Многие дети в таком возрасте сбегают из дому, совершенно не думая о родителях; наши, по крайней мере, оставили записку. Объясни мне одно, Ива, с кем ты их отпустила? Кто такой этот Ник? Это… Николас? Они называют его дядей? Отвечай, Ива, это очень важно! Это действительно мой брат?

На колени мне пристраивается до боли знакомая улыбающаяся собачья морда. Высовывает язык и довольно пыхтит, лукаво закатывая карие глаза.

— Нора? Это ты?

Мой собакин, наконец, срывается с места и начинает неистово прыгать по комнате и взрыкивать — мама её узнала! Я же, придавленная последним событием, просто не в состоянии радоваться. А тут ещё Мага…

— Ива? — нетерпеливо и требовательно нависает он надо мной. — Ты вообще меня слышишь? Я спрашиваю, кто такой этот Николас?

— Твой старший брат, — отвечаю, подняв на него взгляд. — Разве отец тебе ничего не говорил?

И по тому, как округляются его глаза и начинает нервно подёргиваться щека, понимаю — не говорил. И не хочу знать, почему. Не хочу ничего слышать об этой семейке. Они всё портят. Они всё у меня отнимают…

— Ива, — Мага присаживается рядом. — Ты можешь объяснить толком… Подожди, псина, — он машинально гладит Нору по голове, строго командует: — Место! — и та послушно укладывается у его ног и лежит неподвижно, только хвост никак не угомонится и живёт собственной жизнью, так и барабанит в пол. Суженый мой аккуратно, но крепко берёт меня за плечи и разворачивает лицом к себе, как куклу. Заглядывает в глаза.

— Ты в состоянии говорить? Я должен знать, что здесь произошло. Ну же!

Мне кажется, что сейчас он начнёт энергично трясти меня за плечи — это желание так и написано у него на лице крупными буквами, но он только челюсти стискивает, сдерживаясь. А я не в силах ему ответить. Просто не в силах. Мой мир, столь тщательно взращенный, оберегаемый, рухнул, и всё, чего мне хочется — закрыть глаза и отключиться. «Оставь меня в покое!» — хочу крикнуть я, но вместо этого говорю.

— Просто считай с меня. Откатай пять дней назад — и считай, ты же умеешь. Погоди, — успеваю перехватить его руку, потянувшуюся к моему лбу, — можешь отключить меня на это время?

Он смотрит непонимающе, но вдруг в его глазах мелькает что-то, похожее на сочувствие. И — какой-то расчёт.

— А если я загляну больше, чем на пять дней?

— Делай что хочешь, — говорю устало. — Только поскорее. У меня больше нет сил.

Конечно, Мага не водит меня во сне по заповедным местам, как Николас, не обеспечивает видениями, — зато даёт именно то, чего я хочу — бездонное небытие, пустоту — с минимумом осознания того, что эта пустота существует. И можно, наконец, на время забыть о боли, что острой иглой впивается в сердце…

***

Когда я понимаю, что вернулась, на потолке играют закатные блики. Но мне безразлично, сколько прошло времени; впрочем, нет, можно было подержать меня в таком подвешенном состоянии подольше, только спасибо сказала бы. Я лежу на диване, обложена подушками, рядом посапывает и похрюкивает во сне Нора. Мага неторопливыми шагами меряет зальчик. В точности, как совсем недавно Николас. Предатель…

Нет, Ванечка, нет, мягко говорит голос. Вспомни, у девочек была приписка: «Не ругайся на них, они не знают…» Что там дальше? Сейчас встану и прочту.

Мага останавливается и внимательно смотрит на меня. И вдруг я замечаю, что он достаточно сильно оброс щетиной.

— Сколько… — Я прочищаю горло, потому что голос сипит, как спросонья. — Сколько ты меня так продержал?

Он смотрит оценивающе, сунув руки в карманы, покачиваясь с пятки на носок, словно решая, стоит ли со мной вообще разговаривать.

— Больше суток, пожалуй, — выдаёт, наконец. — Извини. Ты же сама разрешила тебя исследовать. А потом я подумал, что неплохо бы тебе просто отдохнуть, потому, что с тобой случилось что-то вроде истерики, когда я первый раз попробовал привести тебя в чувство. Ты сейчас как?

Сажусь. Нора поднимает голову, смотрит вопросительно, но, не услышав команды, снова закрывает глаза.

— Зачем? — только и спрашиваю.

— Что — зачем? Зачем считал так много? Зачем так долго не будил? Или зачем вообще разбудил?

— Последнее, — вяло отвечаю. — Ты всё уже получил, что хотел. Что тебя тут держит?

— Получил? Нет, пока не всё. — Он по-прежнему не спускает с меня глаз. — Но сейчас тебе лучше всё-таки встать и привести себя в порядок. И как-то снова начинать жить, Ива. Ты придёшь в себя, и мы ещё поговорим.