Сороковник. Книга 2

девочки уже рвутся всеми силами своих маленьких душ-матриц. В чём-то Николас и прав. Его мир — удивительно хорош для тех, кого не выдернули с насиженного места и не загнали в Сороковник.

И ещё боюсь, что Мага с доном — с их довольно жёсткими характерами и установками — начнут постепенно ломать моих детей, давить на них, жать своим авторитетом, — о-о, заработают они этот авторитет однозначно! — и вбивать им в головы совершенно другое. Одна надежда на Николаса и его наставничество. Сдаётся мне, старшему сыну невольное пятнадцатилетнее отсутствие помогло настолько расправить крылья…

Крылья.

У меня перехватывает дыхание от одного воспоминания — каким я увидела Ника на берегу моря, когда он впервые рассказывал мне о протуберанцах, о том, что аура бывает у всего — живого и неживого — и мимоходом попрекнул меня в том, что я мало практикуюсь. И тогда я, не переключая внутреннего зрения, посмотрела заодно и на него. У меня в памяти было совсем свежо воспоминание о том, какГЛАВА горделиво продемонстрировал мне мощь и размах ауры; но сдаётся, ему не помешало бы полюбоваться на своего старшенького в том же ракурсе, это поубавило бы ему гонору.

Надежда на тебя, Ник. И на то, что ты не позволишь родственникам задвинуть меня куда-то в угол. Одна я с ними не справлюсь, а вот твоей лёгкой руки… Мы поможем детям: ты — адаптироваться к новой жизни и новым способностям, я — сохранить ту часть, над которой трудилась так долго. И видит бог, я не позволю дель Торресам сделать из вас… сделать… Слабо себе представляю некромантовский мир, но всё равно боюсь чегото.

Ещё дважды за ночь я пресекаю попытку девочек вызвать дядюшку на очередной разговор. И один раз поднимаюсь, чтобы вскипятить для Анны молоко с мёдом, — её снова начинает бить кашель, и тут уж я не на шутку тревожусь, тычу ей градусник, но температуры нет. В комнатку суётся встревоженный Николас, но мы с Анной шикаем на него и прогоняем. Вспомнив из прочитанных сведений о кидриках, что их родня, индрики, обладали уникальными целительскими способностями, я начинаю всерьёз задумываться: может, и от кидриков такая же польза? И прошу Рикки побыть с Анной: вдруг поможет? К тому же, надо им потихоньку привыкать друг к другу. Она, хоть и полнейшая моя копия, а всё же начинает понемногу отличаться — мыслями, целями, и, как мне кажется, совсем

чуточку — характером. Или только кажется? Не каждый раз увидишь себя со стороны, коечто наверняка искажается.

В общем, Рик остаётся с Анной. Правда, побыв немного в привычной роли пояса, он снова перетекает в щенячью личину и с удовольствием разваливается на постели. И я теряюсь: ругать его или нет? С одной стороны, сейчас он — собака, приучать к кровати не рекомендуется категорически (хотя нашей Норе на эти запреты наплевать), с другой — он всё-таки кидрик, хоть и в образе! Анна, которой чужды мои сомнения, обнимается с щенком:

— Какой тёплый! Да пускай лежит, и не скучно, и греть меня будет!

В комнатку немедленно заглядывает Ник.

— Может, я пригожусь? Я ещё теплее, и площадь поверхности тела у меня гораздо больше… упс! Девочки, у вас, что сегодня день лишних подушек? Да прекратите, в конце концов!

— Уйди, ирод! — сердито говорит Анна. — И как тебе не стыдно! Дети же рядом!

— Между прочим, ваши дети совсем недавно заявили, что они весьма продвинуты, — бормочет Ник, всё-таки впёршись в комнату и уже подлаживая подушки Анне под бочок. — Я хоть не храплю в отличие от некоторых ушастых и хвостастых.

Задремавший Рикки нахально приоткрывает глаз, смеряет некроманта туманным взором и продолжает ещё сильнее выводить рулады — причём с открытыми глазами. Плюнув, Ник нас покидает. А я перед уходом снимаю с пальца кольцо сэра Майкла и передаю Анне — паладиновское всё-таки, и довольно долго было паладиновским, а у меня пробыло — всего ничего; как знать, может, в нём осталось ещё что-то от целебных аур моего Наставника?

Анна принимает кольцо и вдруг улыбается.

— Неужели я правда его увижу, настоящего паладина? И замок? Помнишь, как я… как ты мечтала поехать в Чехию, побродить по настоящим старинным замкам, отстать от экскурсии и влипнуть в какое-нибудь приключение?

Невольно отвечаю на улыбку.

— Не сложилось, сам знаешь. Вечно у меня так: только соберусь — или заболеет кто, или на работе абзац и все планы летят коту под хвост. Увидишь, конечно, не сомневайся. И задержись там подольше, тебе не то, что мне — торопиться будет некуда.

— Мне здесь надо поторопиться, — тихо отвечает она. — Знаешь, кажется, что с каждым часом мне хуже и хуже; силы словно утекают куда-то. Я вот чего боюсь: как бы этот Игрок не подготовил очередную каверзу. Как он сформулировал, не помнишь? Что ты здесь, в своём мире, можешь находиться рядом со мной сколько угодно? Это ж можно трактовать по-разному…

— Например? — Я начинаю раскидывать мозгами. Ведь как ни крути, Игрок — тонкая штучка, от него можно ожидать подвоха, причём санкционированного его же собственными правилами. — Как прикажешь понимать? Что я-то с тобой могу находиться, а ты со мной… Ты думаешь?