Сороковник. Книга 2

— Думаю, я не просто так заболеваю. Ты знаешь, я такая же трусиха, как и ты, и мне теперь повсюду будут мерещиться злодейские замыслы, до тех пор, пока я не… перемещусь. Нехорошее у меня предчувствие.

— Не бери в голову, — стараюсь говорить как можно уверенней. — Ты просто подстыла. Наверняка на прогулке выпила холодной воды и подсадила горло, заодно и этот кашель заработала, в жару только так можно простудиться. Спи.

— Завтра, — внезапно говорит она. — Вернее, уже сегодня… Нужно уходить сегодня днём, особенно, если мне станет хуже. Ваня, — она вдруг хватает меня за руку, — так хочется жить Ванечка! Не хочу исчезать, не хочу! Это нечестно!

И мы ещё минут пять хлюпаем носами, обнявшись и зажав при этом меж собой Рика, которому в конце концов это надоедает и он начинает недовольно шебуршиться. Носовых платков под рукой, конечно, не оказывается, мы вытираем слёзы подолами рубашек и расходимся. Вернее, я ухожу, а она остаётся и, должно быть, честно пытается заснуть. Но когда я, уже повертевшись в постели, наконец, начинаю проваливаться в сон, до меня доносится новый приглушённый всхлип.

Я с трудом сажусь на кровати. Надо всё же пойти…

«Лежи», — ввинчивается в подкорку голос Николаса. «Я сам схожу».

И я слышу, как он поднимается. В общем, ничего удивительного в том, что маленькая квартирка площадью в шестьдесят квадратных метров прослушивается

насквозь, будто вместо стен у неё бумажные ширмы, как у японцев. Удивительно то, что мы научились при этом многого не слышать и не воспринимать.

«Ты обалдел?» — отвечаю. — «Сам подумай, это же совершенно неприлично!»

«Ива», — говорит он с упрёком. «Неужели ты не понимаешь, как ей страшно? И с тобой ни разу такого не случалось? Пойми, именно ты ей сейчас не поможешь, ведь, случись что по её опасениям — она исчезнет, а ты останешься. Ты для неё сейчас только раздражитель, напоминание о её странном неустойчивом состоянии. Уж прости, родственница, лучше мне к ней подойти, чем тебе».

Я молчу даже мысленно. А, делайте что хотите! Ложусь и укутываюсь с головой одеялом и вспоминаю вдруг, как накрыло меня панической атакой в одну из первых ночей Сороковника, и как Васюта отпаивал меня чаем, чужой, незнакомый тогда мужик. Он меня вытянул, спас, не дал сломаться.

Всё правильно, Ник. Всё правильно.

Засыпаю с рассветом.

***

Просыпаюсь от телефонного звонка и с предсказанной головной болью. Трезвонит стационарный телефон, который у нас на тумбочке в прихожей, у самой входной двери. Совершенно чумная ото сна, в страхе, что сейчас мне перебудят весь дом, я подхватываюсь с кровати и бегу отвечать, и сталкиваюсь в прихожей с Анной, которая успевает поднять трубку первой.

Бледная, в испарине, она стоически морщится. Без долгих разговоров перехватываю трубку.

— И что? — выслушав, говорю грозно. — Ребята, вы совсем стыд потеряли? Вопервых, сегодня суббота, во-вторых — я уже в отпуске! Что, больше совсем некому подписать?

Получаю в ответ с той стороны робкие извинения, оправдания… Всё, как всегда. Насмарку самый первый день отпуска. Ладно, схожу. Но после этого — отключу телефон, мобильники и сделаю вид, что я умерла.

С досадой кладу трубку.

— У них проверка из налоговой, с понедельника, — сообщаю куда-то в потолок. — В первую очередь снимают кассу, как при инвентаризации. Хватились — а часть документов, что по времени на мои последние командировки приходилась, мной не подписаны, придётся пойти, наставить им автографов, чтобы не подвести под штрафные санкции. Иййе-ех!

С досадой стучу по злосчастному телефону. И, не мешкая, выдёргиваю шнур.

— Всё-таки пойдёшь? — хмуро спрашивает Анна. — Хоть чаю попей. — И скрывается в кухне. Провожаю её взглядом — ой, что-то ей не легче, по всему видать, — поворачиваюсь, чтобы пойти одеться — и попадаю в тёплые объятия Николаса.

— Доброе утро, родственница, — шепчет он задушевно. — Это тут всегда по утрам такие грации бродят?

— Тебе повезло, одна из них с пустыми руками, — честно отвечаю. — В кухню соваться не советую — та грация может быть со сковородкой. Я бы на твоём месте… Постой, Ник, не дури. — Отцепляю его пальцы со своей талии. Он сразу серьёзнеет. Голый по пояс, обросший с ночи щетиной, взлохмаченный, — сущий разбойник с виду, но обаятелен и хорош, хорош! — Не дури, сказала! Сбегаю на работу, подпишу им там документы для проверки и приду, обернусь мигом. А ты, пожалуйста, присмотри за Анной, что-то она неважно выглядит.

— И мне так показалось, — кивает он. — Что кольцо ей оставила — молодец, похоже, ей на пользу, но не нравится мне эта простуда. Вернёшься — поговорим об этом. А может, не пойдёшь никуда? Или давай я с тобой прошвырнусь, покажу им, как ценных сотрудников тревожить на законном отдыхе…

— Будет тебе. Сама управлюсь, не в первый раз.

И оба смотрим в сторону кухни. Там Анна снова подкашливает.