Сороковые... Роковые (СИ)

   -Ай, сынок, знать, не суждено тебе погибнуть, вот увидишь, жив останешься. Примета есть такая - у гостях у старухи с косой побыл и вярнулся, значить, жить будешь долго!!

   Ефимовна потрясенно переводила взгляд с Лешего на Матвея...

   -Леш, это же..? Невероятно?? Одно лицо, только мальчик худенький!

   -Да, Марья, это мой, чудом найденный и чудом же выживший - сын. Спасибо Варе с её таблетками, они не только Василя, а ещё многих поставили на ноги.

   Гринька и Василь дружно вздохнули.

   -Ничего, ребятки, вы-то точно доживете! - произнес непонятную фразу Леший, а Гринька, неунывающий и не лезущий в карман за словом - только огорченно покачал головой.

   Как тяжело было отпускать Лешему своего сына... знает только он сам. Отец и сын, молча обнявшись, стояли долго-долго.

   -Ждать буду, Матюша, всю оставшуюся мне жизнь, может, и сбережет тебя моя отцовская любовь, ты, сын, пиши мне, вон, на Крутовых.

   Как смотрел Лавр на уходящих ребят, долго потом кряхтел и утирал глаза - пока никто не видел.

   Жизнь сразу же завертелась колесом. В освобожденных районах начали разминировать поля - торопились по сухой погоде успеть засеять озимыми, чтобы рожь уродилась. Первыми в Березовке саперы проверили все поля усадьбы Краузе, а вот в самом доме обнаружили много чего из тех сюрпризов, что взрываются.

   -От гад, змеюка, Фридрих, гаденыш, яго это работа, то-то ён усё туды и приезжа! - ворчал вездесущий, забывший про прострелы, дед Ефим, некогда стало на печке ворчать, надоть дела делать.

   -Счастье, что мальчишки не залезли, - попыхивая дедовым самосадом-горлодером, говорил пожилой уже старшина, старший у саперов. - Мальчишки, они любопытные, всегда стараются нос засунуть, куда не следует.

   -Да они, можеть, и наладилися, так энтот, сынок хозяйский до последнего бывал тута, а хто ж станеть лезти, зная его поганую натуру.

   Саперы разминировали все и через неделю уехали, а бабенки, ребятня постарше и деды взялись за пахоту. Наезжал к ним однорукий, болезненого вида секретарь райкома - Илья Никифорович, назначенный только что, бывший у мирное время агрономом у Беларуси, што ешче под немцем была - бабы его жалели, а он, толковый мужик, присоветовал, как лучше вспахать и засеять поля. И пахали до самых поздних сумерек, две их худые, лядащие лошаденки выбивались из сил, но тянули плуг.

   Стешу назначили бригадиром, а вот правой её рукой стал Гринька. Стеша убегала покормить Дуняшку, а Гринька, с неизменной цигаркой командовал бабами. И так лихо у него получалось, что как-то незаметно его стали звать Родионычем.

   Особенно после того, як до них приехали хфотограф и корреспондент газеты, аж из самого Бряньску.

   Панаса в армию сразу не отправили, он, что называется - сдавал дела. Долго и тщательно рассказывал про действия своего отряда, про пленных, про погибших семерых заброшенных диверсантов - горевал, что они погибли - не мог ведь он сказать всей правды. Осипов предоставил все записи их удачных подрывов и всех проведенных операций против фрицев, вклад оказался внушительным, и особист откровенно удивился, что в отряде погибло столько мало партизан, в соседнем, вон, напротив, были очень большие людские потери.

   Приглашали и Лешего, тоже долго вели с ним разговоры, все - и Панас, и Осипов, и Леший в один голос говорили о погибших дивовцах и двух мальцах Крутовых только самые хвалебные слова. Панас с Осиповым долго сидели и писали представления к награждению самых отличившихся своих партизан, конечно же первыми шли ребята, которые ушли к себе, потом Гринька с Василем, Стеша, Пелагея, остальные партизаны. Мужики включили в список почти всех.

   Гриньку с Василем тоже расспрашивал особист - его интересовало все.

   Гриня, не мудрствуя, рассказывал, Василь кивал головой или наоборот, мотал, когда Гринька что-то не точно говорил.

   -От, ён у меня як прохфессор, усё помнить, доисконально! - хвастался братом Гриня

   Василя осматривали в больнице. Врач, усталая такая тетка сказала, что мальчик заговорит, может, совсем скоро, а может, к весне.

   Особист сильно смеялся, когда Гринька рассказывал про дедовы схороны и записки.

   -И как ты так долго молчал, при твоей-то болтливости??

   -А дед сказал, никому, от я и молчал, я чаго ж, не понимаю что ли? Мы с Василем у Радневе часто бывали, на нас уже внимания не обрашчали, ну, носют малые усякую дрянь у ремонт, а Василь, ён совсем не вызывал подозрениев, усе же знали, что ён нямой, а про яго память забыли, от мы и ходили.

   -А с немцем зачем курил?

   -О, уже докладали? А чаго не покурить, правда, сигареты у их дярьмовые, слабы, но иной раз от и услышишь чаго дельное в перекуре. Курт, ён старый был, сколь раз гаворил - Гринья, нихт геен. От мы с Василем и не ходили тагда.

   И про то, как подслушали они с Колькой замысел хрицев - сжечь деревню, для устрашения, тоже. Особист долго с уважением пожимал им руки с Василем. Но все закончилось, и разговоры, и расспросы-допросы.