Сороковые... Роковые (СИ)

   Фон Виллов же старался отговориться работой, да и в их компании односложно отвечал, был скучным и неразговорчивым, и как-то не очень его приглашали на дружеские посиделки, а он только рад был такому и постоянно отговаривался работой. Ему из Берлина постоянно шли директивы, он мотался по всей Орловщине, собирал всякие данные, подолгу допоздна сидел в кабинете, обобщая все сведения и, несколько раз перепроверив каждую букву и цифру, отправлял данные в Берлин.

   Оттуда шли одобрительные отзывы, но забирать его обратно в Берлин пока не торопились.

   Герберт, получая очередное задание, ворчал негромко, чтобы слышал сидящий здесь же шифровальщик, о том, что ему осточертела эта варварская страна и эти дикари. Надо было поддерживать дядюшкину хитрую игру - убитый горем племянник работает на износ на оккупированной территории, где водятся партизанен и всякие другие бандитен, стараясь забыться от такой нелепой смерти невесты.

  . И не забывал Герберт странный взгляд этой фрау, искать её он не торопился, поручать кому-то, даже Руди, узнать, где она живет - тоже. В таком деле спешить нельзя, вдруг ему показалось, и ни в чем не повинная фрау попадет под пристальное внимание, а то в ведомство Клянмихеля.

   Герби никогда не понимал, как может жестокость приносить радость, и про себя называл эсэсовцев -"грязные мясники". И столкнула их судьба... Герби сделал заказ по телефону в коммерцию господина Краузе и попросил доставить заказанные им мыло и какой-то Кёльнишвассер-одеколон ему на дом. Толик и отправил Варю с заказом, благо, после доставки можно было идти домой, время было уже к девяти вечера.

   Варя торопливо шла с заказом к неведомому герр майору фон Виллову - до комендантского часа оставалось полчаса, надо было торопиться. Стоящий у калитки часовой остановил её, она показала упакованный пакет и сказала на ломаном немецком:

   -Бестеллен ин коммерц герр майор фон Виллов.

   Немец гаркнул кому-то, и на крыльце появился пожилой немец, унтер.

   -Битте фрау! - пригласил он её в дом.

   Зайдя туда, Варя удивилсь - в хате было довольно-таки чисто, не смотря на то, что хозяев выселили. Варя повторила, что сказала часовому.

   -Герр майор! - позвал унтер.

   -Я, я!

   И через минуту вышел этот герр, тот самый сухостойный, надменный немец. Только сейчас он был немного другой: в расстегнутой рубашке, с закатанными рукавами, он уже не казался сухостойной жердиной, видно было, что мужик спортивный, явно дружит со спортом - жилистый такой весь. Варя, не поднимая глаз выше его груди,отдала пакет.

   Немец взял и на ломаном русском спросил:

   -Фрау ест боятся? Ихь, не ест кусатся.

   -Я не боюсь, битте, расчет, берехнунг, комендантский час.

   Он поправил Варино произношение и что-то сказал своему унтеру, назвав его Руди, тот шустро вышел в другую комнату.

   -Фрау, битте, зеен в мой глаза.

   Варя подняла на него удивленные глаза. Этот жердяй внимательно-внимательно посмотрел на неё, кивнул чему-то, взял у вышедшего из комнаты пожилого Руди рейхсмарки, отсчитал точную сумму и протянул их Варе. Варя взяла эти деньги, нечаянно коснувшись ладони, и поразилась, что шершавая она у него, как у какого работяги, потом взглянув на ходики, торопливо попрощалась и пошла на выход.

   -Фрау, хальт!

   Варя с недоумением обернулась, а немец с пятое на десятое пояснил, что "Руди ест проводит фрау нах хауз."

   -Данке, герр майор! - А про себя подумала: - "Чтоб ты провалился!"

   А Герберт радовался в душе - Руди проводит фрау, и он точно будет знать где она живет. Зачем ему это, он и сам не понимал, но интуитивно знал, что надо. И ещё ему понравилось её прикосновение, но об этом он подумает потом, пока арбайтен.

   Надо было еще раз проанализировать и завтра с утра отправить анализ сложившейся ситуации, которая пока была полностью подконтрольна оккупационному командованию, тем более германские войска нанесли сокрушительное поражение Красной армии под Харьковом, вот-вот полностью очистят от Советов Крым, а там впереди Кавказ с нефтью, об этом мог догадываться любой здравомыслящий аналитик.

   Но Герби был бы не Герби, если бы каким-то шестым чувством не ощущал какую-то неточность во всем. Но об этом он мог сказать только одному единственному человеку в мире - своему дяде Конраду, а пока держал свои крамольные выводы при себе, ну не с Кляйнмихелем же вести такие разговоры.

   А уже ночью, лежа на такой неудобной кровати, он поразмышлял об этой фрау...