Сороковые... Роковые

На следующий день прибрели из Березовки братики Крутовы. У Гриньки на плече в сидоре, бултыхался и позвякивал бабский хозяйственный инвентарь, он выложил его и забрал отремонтированный. Полицаи опять для чего-то торчавшие поблизости, абсолютно не обращали на пацанов внимания, и Ищенко, принимая все это барахло, тихонько сказал Гриньке про фон Виллова.

Гринька забежал до Ядвиги, передал ей насушенной травки пастушьей сумки — кашель у неё был сильный, и вялел подумать, «штоб у Бярезовку до бабки Мани и деда Евхима прихОдила, ён маненько прополису припас, да и бабка Маня як-то по свояму ряцепту кашель вон лечить у бане с травами, помогая усем.» — Хорошо, Гриня. Я, может, соберусь, только ведь устану идти-то.

— А мы потишае пойдем, до тямна и добрядем.

Слушавший это Руди поинтересовался, о чем фрау Яда договаривается с этим киндер? Ядзя пояснила.

— О, гут, гут. Руссиш банья — ист вундербар!!

И в вечеру уже знал Панас о том, что фон Виллов квартирует у Ядзи, и очень волновался за Варю, как бы не прокололась она со своими непривычными замашками, немец-то непростой! Ну, да он очень надеялся, что все будет нормально.

А Герби незаметно приглядывался к этой Варье. Он заметил, что она в доме всегда держится прямо, с каким-то, он бы сказал, достоинством, впрочем, как и пожилая фрау-пани. Они обе ему начали нравиться — если даже они были в хате, готовили себе немудрящую еду, никогда ничего не падало, не гремело, все было прилично. Ещё — поражала чистота, не было ни закопченой посуды, ни каких-то худых ведер и корзин непонятно с чем, все старенькое, посуда с трещинками, но чистая, и приятно было брать в руки. В кухне, на стене возле окна висели пучки каких-то сушеных трав — и запах в хате от них был весьма приятный. Фон Виллов спросил у Руди, что за травы, тот сказал, что большая часть для лечения, а в дальнем углу — те для банья, для пар. А в сенях, не захламленных и не заставленных ничем — висели веники, исправно притаскиваемые уже знакомыми пацанятами.

Варя и Ядзя привыкли к своему постояльцу, он оказался нелюбопытным, малоразговорчивым и, что удивляло, вежливым. И где-то через месяц, Герби стал замечать, что Варья — очень даже приличная фрау. Все что надо в плане женственности — у неё имеется.

А Лавр — Леший озаботился переводом своих мальчишек в дальний лес.

У Кляйнмихеля и Фридриха горело — им приспичило на охоту, а шеф гестапо загорелся идеей высмотреть зверя с самолета… рама-разведчик сделает фото попутные, мало ли где кабаны пробегут или ещё какая крупная живность, а они потом вместе с Лешим устроят знатную облаву.

Вот и прибирали ребятишки за собой на дальнем схороне Лешего, а то что грядки самолет сфотографирует, так Леш и не скрывал, что у него имеется огородик для своих нужд. А то что далековато от его хаты, так оно по принципу: «подальше положишь — поближе возьмешь, людишек негодных развелось..»

И опять пригодились Никодимовы заначки. Гринька, этот мелкий шпендель и Василь как-то незаметно стали связными между лесом и райцентром — они с Василем исправно приносили инвентарь для рямонту, забирали, запоминали усе, что им кажеть дядька Николаич, забегали проведать Варю с Ядзей, Гринька ешче и перекуривал с Карлом, когда тот был на посту.

Варя потихоньку говорила, что нужно доставить для коммерциии, и Сергей Алексеевич (владелец нескольких торговых центров — сдавал их помещения в аренду), окольными путями привозил небольшие партии товара. И кто бы сейчас признал в нем успешного бизнесмена, так, мужик неопределенного возраста.

Матвей, Иван-младший и Игорь с Панасом поздно вечером уходили в дальний лес, нагруженные под завязку всем нужным, они ждали Лешего, что с утра пошел в Бярёзовку — Гринька сказал, что дед Никодим опять же «у крайнем случАе, оставил для свояго друга якусь непонятную записку, вялел отдать, як нужда припреть.»

Ну и приперла нужда, сейчас Леший держал в руках четвертушку серой оберточной бумаги и поражался дальновидности Никодима, — «вот ведь не голова, а Дом Советов.»

— Лешай, — корявым, каким-то прыгающим почерком писал Никодим, — от ув двадцатом годе славная была охота. Як вспомнишь усе там было… дальше шли какие-то корявые кружки и черточки.

Гриня признался, что много раз пытался угадать, чаго тут дед рисовал, но не понЯл ничаго.

А Леший понял сразу, была у них в двадцатом году «славная охота» — развелось тогда в дальнем лесу много всякой нечисти: дезертиры, бандюги, шваль, стали шалить на дорогах, грабить, а кого и вбили. Вот и помогли тогда Никодим с Лешим чекистам — неделю выслеживали их лагерь, который оказался в непролазной чаще. Ободранные, искусанные комарьем, обросшие они потом ещё с неделю приходили в себя. Родька, тогда совсем малой, увидев их, пришедших из леса, испуганно заорал и спрятался за Ульяну.

И проверяли Леший с Никодимом периодически то место года до тридцатого — мало ли… Леший обосновался в ближнем лесу, а Никодим частенько ездил на лисапете у дальний, у грибы… Вот и оставил писульку, понятную только Лешему…