Руди, хитрая натура, давно присмотрел этот небольшой чистенький домик, где жили две фрау. Одна, несмотря на преклонные года — из тех женщин, что к старости становятся только наоборот более красивыми, красивыми возрастом. Руди уже приметил, что такие вот женщины встречаются среди полячек и, как ни странно, русских. А в Дойчлянде ему как-то такие не попадались, или он не замечал? Вот и сейчас он с удовольствием смотрел на пожилую фрау, она была у них какая-то заслуженная, и пришлось не по привычке вваливаться в хату, чуть ли не в пинки выгоняя хозяев, а цивильно, приводить с собой эту шваль — продажного русского лизоблюда. Руди прекрасно понимал, что без вот таких вот… не обойтись в этой дикой стране, но и уважать их было не за что, как говорится, «предавший однажды…» Вежливо и культурно поговорили с фрау с труднопроизносимой для немца фамилией — Сталецкая… язык сломаешь — заверив её, что будут мирно сосуществовать. Герр майор и Руди в одной комнате, а пани Ядвига и её подруга-помощница в другой, пересекаясь только в небольшом помещении, где стояла печь.
Руди с солдатами шустро перетащил и разложил вещи Герби по местам, часть тут же вытащив и развесив на веревке, чтобы совсем перестали пахнуть гарью. Порядок в этой хате был идеальный, все старенькое, но чистенькое и, что немаловажно, до комендатуры Герби ходить станет намного меньше. Ещё была у Руди тайная мысль, но наученный горьким опытом своего питомца с Элоизой, он даже про себя недодумывал эту мысль, как даст Бог!!
Пришедшая вечером с работы Варя с изумлением увидела у своей хаты часового… она резко затормозила и испуганно уставилась на немца. Тот вежливо качнул автоматом в сторону хаты:
— Битте, фрау.
Фрау на подгибающихся ногах пошла в дом, перебирая в мыслях, что и как могло случиться за день, и почему у калитки часовой?
Зайдя туда, увидела живую и здоровую Ядвигу.
— «Слава тебе Боже, жива!» — промелькнула у неё мысль.
— Варюш, не волнуйся. Все относительно нормально, просто нас с тобой потеснили, мы теперь обе в твоей маленькой комнатушке живем, у нас встал на постой герр майор фон Виллов.
— С чего это?
— В хате, где они жили с Руди, обвалилась труба, и естественно, не будет же герр майор ждать, пока найдут печника и пока отремонтируют, а мой домик им приглянулся.
— Но, Ядвига Казимировна, Вам же клятвенно обещали никого не подселять…
— Как ты, Варюш, скажешь: «Я дал слово, я и взял…» — грустно улыбнулась пани Ядзя, — ничего, ты целыми днями работаешь, я где на лавочке посижу, где отдохну. Надеюсь, мы друг другу в тягость не будем, зо, Руди? — спросила она появившегося из залы пожилого немца.
— Зо, пани Яда! — немцу трудно было выговорить Ядзя. — Ихь ист фридлибендер манн.
— Он говорит, миролюбивые — они.
— Я, я! — закивал немец и представился: — ихь ест Рудолф, Руди, унд фрау?
— Фрау — Варвара.
— Барбара, гут!
— Не было печали, черти накачали!! — буркнула Варя. Она привыкла в хате ходить по домашнему, в спортивных штанах и футболке, с огромным облегчением скидывая с себя этот улётный прикид, а сейчас так и ходи, не снимая, гады!!
Этот сухостой был где-то в разъездах. А Руди всю неделю усиленно старался быть полезным цвай руссиш фрау. Привезли, шустро аккуратно уложили в поленницу две машины уже наколотых дров, Руди отремонтировал крылечко и перевесил калитку, подколотил дверь в сарае, поменял ручку входной двери, снял совсем дверь, ведущую из сеней в хату и, негромко насвистывая, занялся её обивкой, пояснив, что «винтер ист кальт».
Постоянно спрашивал Яду, как сказать то или иное слово по-русски. Ядзя с ним как-то быстро поладила, а Варя все так же настороженно хмурилась и старалась пореже выходить из комнатушки, если только в туалет или быстро поесть, пока никого не видно. Руди деликатно покашливал, перед тем как выйти из комнаты в кухонный закуток, и Варя была ему благодарна за это.
— Надо же, вежливый какой!
А Руди, приглядевшись за неделю к этим фрау, похвалил себя за такой удачный выбор, обе оказались воспитанными, и, что самое главное, совсем не любопытными, особенно Барбара. Если пожилая фрау с большой охотой общалась с ним, Руди, то Барбара старалась отвечать «Я» или «найн».
Герберт за эту долгую десятидневную поездку, ездили они аж до Воронежа, умотался как никогда. В Воронеже едва унесли ноги из под обстрела, потом, когда ехали назад, водитель успел резко затормозить, а Герби, дремавший на заднем сиденье, лихо приложился лбом о переднее… Хотел было рявкнуть, да взглянул вперед, и слова застряли в горле… Впереди на недальнем расстоянии взлетала от взрыва вверх и разваливалась на глазах легковушка, не так давно обогнавшая их.
— Извините, герр майор! — повинился растерянный водитель. — Но я инстинктивно нажал на тормоз.
Герберт потирая ушибленный лоб, только и сказал:
— Хорошо, что успел среагировать, а то бы все осколки в тебя и полетели.