Нежеланию Варшавы получить гарантии СССР есть и еще одно объяснение, данное польским послом Юлиушем Лукасевичем французскому министру иностранных дел Жоржу Бонне: «Бек никогда не позволит русским занять те территории, которые мы забрали у них в 1921 г.». Существовало и опасение, что, вступив на эти земли, советские войска оттуда уже не уйдут. И они были небезосновательны, ведь ни белорусы, ни украинцы, ни литовцы, пребывавшие под польской властью, отнюдь не излучали от этого счастья. Как потом вынужден был признать польский аналитик Богдан Скарадзиньский, уходивших поляков никто не провожал со слезами на глазах, а вот красноармейцев в сентябре 1939 года встречали по-братски. Обнимали, целовали, на советские танки, вспоминал первый секретарь ЦК КП(б) Б П.К. Пономаренко, сыпалось столько букетов цветов, что боевые машины становились похожими на движущиеся клумбы. По его же словам, «ни один автор, ни один корреспондент не нашли таких слов, которые могли бы описать эту встречу, такой волнующей она была на самом деле». Вряд ли будет преувеличением, если сказать, что это удивляло представителей советского руководства и красных командиров. Ведь сразу после пересечения границы они увидели, что «десятки километров — сплошные толпы крестьян из всех деревень с цветами, лозунгами, знаменами шли нам навстречу. И откуда только появились у них красные знамена». Девушки целовали красноармейцев, вплетали цветы в гривы их лошадей. Рассказывая об этом на пленуме ЦК Компартии Белоруссии, П.К. Пономаренко сообщил, что в городке Новогрудок присутствовавший на встрече с местным населением маршал С.М. Буденный «не смог сдержаться и уронил слезу».
В публикациях последних лет, посвященных предвоенной политике Польши, обозначен и еще один момент, касающийся позиции Юзефа Бека по отношению к Советскому Союзу. Пронемецкой линии, утверждается в них, он придерживался «не за так». По утверждению германского авиационного атташе в Польше генерала Альфреда Герстенберга, во время очередного приезда в Беловежскую пущу в феврале 1938 года Герман Геринг вручил польскому министру чек на 300 тысяч марок — весьма большие по тем временам деньги. Тогда же рейхсмаршал подарил президенту Польши Игнацы Мосьцицкому новейшую модификацию автомобиля марки «Мерседес», каких и в Германии было лишь чуть больше полусотни. Растроганный Мосьцицкий наградил щедрого гостя орденом Белого орла, не предавая этого факта оглашению. Не помешает в такой связи вспомнить и о том, что Юзеф Бек, после гитлеровской оккупации Речи Посполитой живший вместе с женой и прислугой в союзной нацистскому Рейху Румынии на правительственной вилле и там же умерший от туберкулеза в июне 1944 года, был похоронен с большими почестями, в отдании которых была задействовала и личная гвардия румынского короля. Как говорится в подобных случаях, значит, было за что.
Советские специальные службы по своим каналам продолжали получать материалы, поясняющие основы польской внешней политики и поведение руководителя Министерства иностранных дел Речи Посполитой, потому были осведомлены о многих ее нюансах. Одним из подтверждений тому является раздобытая ими копия польского агентурного донесения во II отдел Генерального штаба Войска Польского, датированная 3 июля 1939 года. В нем шла речь о двух тенденциях в польской внешней политике, доминирующих «в принимающих решения польских кругах». Первая, так называемая «старополковничья», которую представлял министр Юзеф Бек, вторая — «младо-полковничья», направляемая маршалом Эдвардом Рыдз-Смиглым. Обе они были наиболее распространены в дипломатических, политических и газетных кругах. В донесении утверждается, что «мин. Бек по-прежнему является сторонником взаимопонимания с Германией». Он только «под нажимом маршала Рыдз-Смиглого и общественного мнения несколько сменил тактику, а по сути рассчитывает на компрометацию польско-англо-французских договоров, дабы заявить, что его предыдущая политика германо-польского взаимопонимания имела и продолжает иметь основания».