Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

Почему не удалось усилия скоординировать? Непреодолимым оставался вопрос о границах России с новой Польшей. В своих воспоминаниях «Кто спас советскую власть от гибели», опубликованных в Париже в 1937 году, А.И. Деникин подчеркнул, что окончательное решение на сей счет в условиях Гражданской войны принять было невозможно, поэтому белый генерал «настаивал на сохранении временной границы впредь до разрешения судеб приграничных земель совместно польской и будущей общероссийской властью», подчеркивая, что то самое окончательное решение должно быть основано «на базе этнографической». По-другому, полагал он, поступить было нереально «в тогдашнем хаосе международной и междуусобной борьбы и версальских пререканий, при отсутствии общепризнанной всероссийской власти, при наличии изменчивых фронтов, возникавших и падающих правительств, эфемерных гетманов и атаманов». Однако подобный подход никак не устраивал Юзефа Пилсудского. Ему не только мерещились куда более обширные просторы Речи Посполитой, параллельно он «задавался планами иными, более грандиозными». Опираясь на высказывания польского генерала Тадеуша Кутшебы, в своих воспоминаниях А.И. Деникин подчеркивал, что польский маршал стремился к «новой организации Востока Европы», желая сделать это «путем полного раздела России и сведения ее территории в границы, населенные коренным русским элементом». Сославшись и на однофамильца генерала Тадеуша Кутшебы историка Станислава Кутшебу, А.И. Деникин утверждал также, что Юзеф Пилсудский «имел целью отделение Польши от России буфером в виде враждебного России тяготеющего к Польше (вассального) государства — Украины — страны плодородной, богатой углем и заграждающей для России столь важные для нее пути к Черному морю». Белый генерал, оказывается, мог стать союзником Пилсудского лишь в том случае, если бы он «не противился политическим тенденциям отрыва от России инородных элементов», в частности, «признал бы украинское движение». Но Деникин на такое не шел, в его окружении тоже не нашлось никого, кто поддержал бы польские устремления подобного рода. Более того, если бы белому командованию стало известно реальное намерение Пилсудского, связанное с украинским государственным строительством, то это «выявило бы наше враждебное отношение к Деникину, что для нас было невыгодно», полагали польские военные. Посему в их кругах решено было скрывать такие планы не только от русского генерала, но и от Антанты, а к их выполнению «приступить только после падения Деникина». Такова была инструкция, которую Пилсудский дал своим армейским подчиненным. Она являлась реальным камуфляжем «безграничного национального эгоизма».

Юзеф Пилсудский действительно руководствовался честолюбивым для себя и своих соотечественников желанием сделать новую Польшу даже большей, чем Германия и Франция вместе взятые, чтобы она стала ключевым государством в Восточной Европе, с которым «каждый, не исключая Антанты, будет считаться». В таком случае, утверждал он, «будет легко, используя любые предлоги, которые всегда найдутся», решать все дела в свою пользу, исходя из положения, при котором «мы будем более нужны другим, чем они нам». Победой белых армий в Гражданской войне в России такие планы перечеркивались, в этнических границах Польша стала бы маленькой страной, на которую вряд ли кто в Европе обращал бы внимание. Пилсудский в той ситуации счел, что лучше будет сработать в пользу красных, остановив наступление своих войск, о чем его людьми большевики были уведомлены заранее. Сделать это ему было не так уж и трудно, пишет Витольд Модзелевский, если учесть, что вся «внешняя политика и военные дела были в руках Пилсудского», а «польские, как и российские социалисты (или большевики) имели за плечами многолетние личные и политические контакты». Поляков, писал по этому поводу и Павел Ясеница, в рядах сподвижников Ленина было больше любых других инородцев.