— война украинская, начатая во Львове 1 ноября 1918 года, еще до официального провозглашения второй Речи Посполитой, закончившаяся падением Западно-Украинской Народной Республики в июле 1919 года и установлением польской власти в Восточной Галиции по реку Збруч;
— великопольская война — за Познань и окружающие ее земли — была завершена тем самым Версальским договором, согласно которому Польша получила Познань;
— война в Силезии с перерывами длилась до июля 1921 года и завершилась подписанием специальной конвенции в Женеве;
— литовская война, боевые действия в ходе которой длились до октября 1920 года, формально шла все межвоенное время;
— войну чехословацкую — с января 1919 по июль 1920 года — завершил международный арбитраж, разделив между двумя странами спорную Тешинскую область;
— польско-советская война, которую Норман Девис называет самой крупной, завершилась в марте 1921 года подписанием Рижского мирного договора.
Территориальный вопрос на востоке ставился весьма жестко. Польский маршал по этому поводу специально уточнял, что единственным способом общения с Россией он считает войну. Более того, напоминают Томаш и Дарья Наленч, в том, что касалось «восточных дел», Юзеф Пилсудский «не желал признавать ничьего мнения, кроме своего». И все-таки к сказанному британским исследователем польской истории вновь напрашивается некоторое уточнение. Война, которую на берегах Вислы принято называть польско-советской, на самом деле тоже состояла из нескольких межгосударственных конфликтов. Она жестоко задела Западно-Украинскую, Украинскую Народную, Галицийскую Советскую Республику, которым пришлось исчезнуть. Захватывали польские войска даже латвийский город Даугавпилс, за уход из которого маршала Эдварда Рыдз-Смиглого упрекали всю его последующую жизнь в довоенной Польше. Белорусской государственности Варшава тогда в упор не видела ни в каком ее качестве. Поначалу она проигнорировала Белорусскую Народную Республику, заявившую о себе еще раньше второй Речи Посполитой — 25 марта 1918 года. Делегаты из Варшавы называли ее фикцией даже на заседаниях в Версале при обсуждении вариантов послевоенного польского обустройства. Не признала Польша и Советскую Социалистическую Республику Белоруссия (ССРБ), провозглашенную 1 января 1919 года и уже 14 февраля получившую польский удар в спину. Обращения коммунистических властей из Минска с предложением обсудить острые вопросы в Варшаве игнорировались. То, что ни литовцы, ни белорусы, ни украинцы не желали жить в возрождаемой поляками Речи Посполитой, в расчет и не принималось. Дескать, литовцев слишком мало, дабы им иметь собственное государство, потому надлежит им быть в Польше. Белорусы — это ноль, позволял себе сказануть Юзеф Пилсудский. В специальных записках, рассылаемых по европейским столицам, ему поддакивал Роман Дмовский, твердя, что у белорусов нет никаких национальных признаков, а украинцам, обитавшим на Волыни, очень нужной новой Речи Посполитой, лучше было бы поселиться где-то в других местах.
Оставлялось Польшей в стороне и то, что не все новые государства к востоку от польских границ ориентировались на социализм. Как известно, не имелось подобных намерений у руководителей Белорусской Народной Республики. Литва же поначалу собиралась стать королевством, имеющим на троне в Вильнюсе одного из германских принцев — Вильгельма фон Ураха, которому светило стать Миндаугасом II. Не являлись советскими Западно-Украинская Народная Республика и Украинская Народная Республика. Польскую агрессию на них, в целом антиукраинскую политику Варшавы осуждала даже Лига Наций. Была, разумеется, у Польши и война с Советской Россией, с которой Советская Белоруссия и Советская Украина после польского нападения заключили оборонительные договоры, потому и выжили, хотя всякое могло случиться и в этой ситуации. Так что в целом тогда вторая Речь Посполитая затеяла чуть ли не десяток войн. Они объяснялись ее желанием вернуть все земли, принадлежавшее первой Речи Посполитой до известных разделов, случившихся на исходе XVIII столетия, хотя, как известно, не вся та Речь являлась только польской. Однако при обращении к прошлому Варшава признавала лишь два вида мнений: свое считала правильным, остальные — безосновательными. По главной сути на том же принципе основывался и польский взгляд на будущее ближайших восточных соседей. Мол, мы лучше знаем, кто вы есть и чьи вы будете, холопы.