В ноябре 1916 года Австро-Венгрия и Германия, оккупировав польские земли, входившие ранее состав российского Царства Польского, заявили о грядущей самостоятельности Польши. Как заметил по поводу случившегося Герберт фон Дирксен, немецкий «канцлер фон Бетман-Гольвег выступил за воскрешение Польши из небытия». Напоминая об этом, фон Дирксен даже спустя много лет добавил к сказанному, что «мудрость этого шага постоянно ставилась под сомнение влиятельными политическими кругами в Германии и Австрии». Значит, непросто было Берлину и Вене прийти к такому решению. Но оно было сделано. Юрисдикция провозглашенного образования, которое было названо Регентским Польским Королевством, распространялась только на территорию бывшего Царства Польского, входившего в Россию. Ни Германия, ни Австро-Венгрия не пожелали возвращать полякам земли, входившие в Королевство Польское до раздела первой Речи Посполитой. О независимости Польши было заявлено без указания ее границ, после чего по Европе пробежала шутка, что речь идет о самом крупном государстве в мире, так как никто не знает, где заканчиваются его пределы. Формально Регентским Польским Королевством управлял регентский совет, состоявший из варшавского архиепископа Александра Каковского, варшавского мэра Здзислава Любомирского и крупного землевладельца Юзефа Островского, реальная же власть принадлежала германскому генерал-губернатору Гансу Гартвигу фон Безелеру.
Юзеф Пилсудский сразу же предложил генерал-губернатору свои услуги в формировании Польского вермахта, воюющего на стороне Германии и Австро-Венгрии. Создание такого вермахта фон Безелер весной 1917 года и начал с включения в его состав польских легионов, солдатам и офицерам которых предстояло принести присягу верности германскому кайзеру, клятву «братства по оружию с войсками Германии, Австро-Венгрии и союзных им государств». В декабре 1916 года командир польских легионеров приехал в Варшаву и вошел в состав Временного государственного совета, созданного германской администраций. Пилсудский продолжал жить мечтой о разгроме России двумя германскими империями. Но клятва верности германскому и австро-венгерскому императорам не могла означать самостоятельности ни формируемой из поляков армии, ни самого польского государства, на появление которого дали, наконец, согласие два соседа. До Пилсудского стало доходить, что муха польской державности, несколько лет сидевшая то на австрийском, то на немецком коне, никуда не долетит, значит, все предыдущие его старания были напрасными. История распорядилась так, что Польше предстояло возродиться в результате не победы, а поражения тех, на чьей стороне дрались подчиненные ему легионеры. В войне все явственнее обозначался перевес стран Антанты. Тогда Пилсудский предписал легионерам не присягать германскому кайзеру. Его распоряжение 9 июля выполнили офицеры и солдаты 1‑й и 2‑й бригад, но 3‑я бригада, которой командовал полковник Юзеф Галлер, предпочла ослушаться и вошла в состав Польского вермахта, пока еще называемого Польским вспомогательным корпусом. К первым двум формированиям Берлин и Вена сразу же приняли меры, свидетельствующие, что они шутить не собираются. Несколько тысяч легионеров было интернировано, еще столько же в составе армии Австро-Венгрии отправлено на итальянский фронт. Самого бригадира Юзефа Пилсудского взяли под стражу, он оказался в Магдебурге, где его содержали «в одноэтажном деревянном доме, в котором наказание арестом отбывали офицеры местного гарнизона».
Биографы Пилсудского пишут, что пребыванием в заключении это назвать трудно, так как он «имел в своем распоряжении три комнаты», был у него и «фельдфебель, присматривающий за хозяйством», а сам «узник» мог без всяких ограничений передвигаться по прилегающей к дому территории. Его каждодневные занятия мало походили на тюремные: «Вставал в половине восьмого. В восемь завтракал. Потом два с половиной часа гулял в саду». До обеда прочитывал доставляемую ему газету «Магдебургише цайтунг», позволяющую ориентироваться, что происходило в Германии и в мире. В половине первого — обед, хороший и вкусный, заказанный в ресторане. Затем, как сам вспоминал, наступала самая приятная минута — наслаждение чаем собственной заварки. Пообедав, он «играл несколько часов в шахматы, читал, писал. В половине седьмого — ужин. После него — любимый пасьянс». Но главное заключалось в другом. Как впоследствии признавал сам Пилсудский, пусть и с некоторым оттенком юмора, случившееся тогда заключение позволило ему стать главой нового польского государства, так как оно перечеркнуло его предыдущее сотрудничество с Германией и Австро-Венгрией, участие в боевых действиях на их стороне. Наоборот, подчеркивают и историки, с момента его ареста «и так большая популярность — как жертвы преследований и борьбы с оккупантом — еще возросла». Так сказать, русские страдания дополнились германскими.