Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

И все-таки не все результаты столетнего существования Царства Польского стали отрицательными для России. Никаких польских восстаний в русских тылах после вспышки большой войны не произошло. Наоборот, утверждал Павел Ясеница, польские крестьяне, существенно поправившие свои хозяйственные дела, глядя на отступавших русских, вздыхали: «Наши уходят…» Кроме того, обозначился в польских настроениях еще один важный нюанс. Стремясь к возрождению Речи Посполитой, шляхта перестала уповать только на восстания. Расчет на возобновление польской государственности уже связывался именно с большой войной в Европе. Особенно грезил таким политическим поворотом будущий маршал Польши Юзеф Пилсудский, руководивший на тот момент боевой организацией Польской социалистической партии и полагавший, что для возрождения Речи Посполитой сначала Германия и Австро-Венгрия должны разгромить Россию, после чего Франция с Великобританией при содействии Соединенных Штатов Америки разобьют Австро-Венгрию и Германию. Тогда вновь появится Польша. Такого рода суждения Пилсудский вслух выразил еще в феврале 1914 года. Одни авторы пишут, что его «предсказания» прозвучали в ходе лекции, прочитанной им в Париже на конференции Географического общества, другие полагают, что они случились при иных обстоятельствах, но в принципе никто их не отрицает.

Суждения Пилсудского интересны и художественными образами, которыми он иллюстрировал тот «возрожденческий процесс». Известный в современной Польше историк и политик, один из главных исследователей жизни и деятельности маршала Томаш Наленч в книге «Юзеф Пилсудский. Легенды и факты», написанной им в соавторстве с женой Дарьей, приводит на сей счет выдержки из интервью Пилсудского, относящегося к февралю 1924 года: «Я утверждал с самого начала, — говорил польский маршал, — вопреки всем, что война продлится значительно дольше, чем многие предполагали. В результате обе стороны, победитель и побежденный, будут истощены и ослаблены. Такая ситуация дает возможность быть в конце сильными тем, кто, будучи слабым вначале, найдет в себе достаточно моральной и материальной силы, чтобы продержаться. Тогда представится возможность влиять на судьбы Польши, если мы такими силами будем располагать. Я не делал никаких предположений, кто победит — эти или те. Я был убежден, что и те и другие ослабнут, а мы сможем воспользоваться этим… Ситуацию после войны я рисовал следующим образом: три огромных великана, истекая кровью, больные дизентерией, скорчились в состоянии агонии, а маленький полячек вертится вокруг них, униженно прося места для себя. Я сравнивал нашу задачу с бегами. Кони мчатся к финишу, а мы же, как муха, уселись на ухе одного из них. В момент приближения к финишу муха улетает с обессилевшего коня и приходит первой». Под тремя великанами Юзеф Пилсудский понимал Австро-Венгрию, Германию, Россию, поделившими в конце XVIII столетия Речь Посполитую. Он исходил из того, что в ходе столь крупного столкновения не только кто-то побьет кого-то, а кто-то окажется изрядно побитым. Еще кое-кто, вовсе не будучи главным в обширной драке, получит возможность извлечь собственную выгоду из передряг, выпавших на очень больших. В такой прорисовке «польская государственная оказия» ему представлялась не только вполне очевидной, но и неизбежной. При этом Пилсудский никоим образом не обозначил, должна ли сама польская муха способствовать процессу или же может ограничиться сидением на ухе одной из лошадей в ожидании ослабления скачущих.

Теперь известно, что события в Первой мировой войне стали развиваться не совсем так, как желали русский император и будущий польский маршал. Их ход больше соответствовал предсказаниям П.Н. Дурново, изложенным в его записке, направленной Николаю II. Без тронов остались Романовы в России, Гогенцоллерны в Германии, Габсбурги в Австрии. Но с Российской империей такое случилось не в результате военного поражения от немцев и австрийцев, как предполагал Пилсудский. Ее «съели» две революции. Сначала буржуазная — в феврале, затем социалистическая — в октябре 1917 года, обе тоже совершенно неожиданные, как и Великая война. Ведь еще в январе 1917 В.И. Ленин сокрушался, что «мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции». Он собирался переезжать из Швейцарии в далекую Америку, но уже через полтора месяца произошла первая революция, в результате которой Россия осталась без царя. Нежданной она казалась и британскому политику Уинстону Черчиллю, который спустя годы в своей книге «Мировой кризис» отмечал, что в 1917 год Российская империя вступала значительно окрепшей, даже непобедимой. Царь Николай II «к этому моменту выиграл войну для России», но «ее корабль пошел ко дну, когда гавань была уже на виду».