Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

Но отмена крепостничества, экономические реформы «выбросили тысячи шляхетских семей с земли на городскую мощенку, вынуждая их представителей, непрактичных, неспособных к самостоятельной активности на новой почве, к поискам хлеба на путях, требующих больших, нежели ранее, усилий», констатировал Роман Дмовский, обратившись к тем временам. На польских пространствах, по его словам, создалось «ненормальное, удивительное положение». С одной стороны — поле «для получения не только хлеба, но и богатства для активных особей», с другой — «легион людей, нуждающихся в хлебе, вынужденных в результате общественной деградации снижать свои потребности, однако людей пассивных… неспособных двигаться вперед, найти недалеко лежащее поле деятельности», на котором можно создать себе «способ жизни и источник доходов». Более подробен в этом русле академик Януш Тазбир, которого в данном случае тоже лучше процитировать: «Шляхетские нравы, сформировавшиеся в сельских условиях и существующие в виде многочисленных пережитков и в наши дни, оказались не только непригодными, но и во многих случаях вредными в эпоху индустриализации страны из-за своего пренебрежительного отношения к времени, чрезмерного индивидуализма, презрения к систематическому исполнению обязанностей, неприязни к идее экономии и лишений. Возникшие в своих основных чертах в эпоху, когда Польша либо отказывалась догонять остальную Европу, либо, занятая другими проблемами, не могла вступить в соревнование с нею, эти нравы становились помехой в моменты, когда лихорадочно делалось все, чтобы ликвидировать различие между Польшей и остальной Европой».

Никуда не уйти и от того, что «шляхетская культура оказывала сильное влияние на культуру других слоев общества, поскольку во все времена и под всеми географическими широтами примером служили обычаи, манера поведения и мода правящего класса» — и это отметил Януш Тазбир. Как-никак, а «господский пример всегда импонировал, особенно если учесть, что его видели каждый день в непосредственной близости». Мещане, то есть горожане, тоже «старались по возможности подражать красочной, поражавшей воображение шляхетской культуре». Весьма важным результатом подражания стало то, «приходившие в упадок городские поселения не могли противопоставить ее сельскому характеру ничего достаточно привлекательного», говоря еще точнее, «мещанство не только не создало собственной, заманчивой культурной программы, которая была бы в состоянии воздействовать на другие слои, но и само оказалось под влиянием шляхты». Как и шляхту, польских мещан-горожан стало характеризовать «потребительское отношение к жизни». В такой ситуации, признал Роман Дмовский, «новые формы производства стали создавать элементы чуждые, свободные от традиционной польской пассивности, прежде всего немцы и евреи», а собственно польский фактор «был весьма скромным в той самостоятельной, творческой деятельности». В другой своей книге «Германия, Россия и польский вопрос» он отметил, что «разленившийся шляхтич-земледелец нуждался все в большем количестве посредников, почтительно подчинявшихся его желаниям». На роль таких посредников «прекрасно подходили евреи». Они не стремились к «какому-либо самостоятельному положению в Речи Посполитой», говоря иначе, к своему политическому и социальному самовыпячиванию, однако, двигаясь по пути улучшения собственного благосостояния, демонстрировали не только желание, но и умение. Постепенно «в их руки перешел почти весь товарообмен в (Привисленском. — Я.А.) крае».