Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

Спустя целое столетие не может не вызывать удивления с недоумением, что российского императора в критические для него дни и часы даже из высшего армейского руководства поддержали только два человека: тот самый генерал от кавалерии — немец по национальности — Ф.А. Келлер, командовавший 3‑м конным корпусом, потом убитый украинскими петлюровцами, а также генерал от кавалерии, стоявший во главе Гвардейского кавалерийского корпуса, азербайджанец Гусейн Хан Нахичеванский, через два года расстрелянный чекистами. Все командующие фронтами, отнюдь не исповедовавшие марксизм, даже генерал-адъютант М.В. Алексеев — начальник штаба Верховного главнокомандующего, коим был сам Николай II, выступили за отречение императора от престола.

Известный варшавский политик и публицист Станислав Цат-Мацкевич, обратившись к тем временам в своей книге «Польская катастрофа 1939 года и ее причины», сформулировал три объяснения случившейся в России революции. Прежде всего, полагал он, к ней привел большое государство Николай II — джентльмен, мистик, человек, «совершенно не имевший чувства реальности». По мнению этого аналитика, у царя был «фантастический ум, готовый в любую минуту поверить в любую политическую сказку», а также «всем уступить, всем угодить». С каким-нибудь «другим членом этой династии на престоле Россия имела бы больше шансов избежать катастрофы, которая ее постигла». Второй причиной Станислав Цат-Мацкевич назвал мировую войну, от которой Николай II не посчитал нужным уклониться. Третьей — российскую интеллигенцию, для которой были характерны «отсутствие государственного чувства», а также совершенно «антигосударственные инстинкты». У нее «каждая антигосударственная организация вызывала симпатии», а тот, «кто помогал в борьбе с единовластием, становился ее «попутчиком», снабжал материальными средствами». Если вести речь о средствах, то, напоминал польский автор, «из истории российских социалистических партий мы знаем, что партии эти распоряжались тысячами», поступавшими «из карманов богатых фабрикантов, землевладельцев, состоятельных адвокатов, врачей…» Станислав Цат-Мацкевич в этой связи привел полный горькой иронии эпизод о том, как «Щегловитов, императорский министр юстиции, посаженный большевиками в Петропавловскую крепость, встретил на тюремной прогулке г-на Терещенко, министра правительства князя Львова, богача, который прежде был известен субсидированием революционного движения». Во время встречи И.Г. Щегловитов язвительно заметил: «Говорят, Вы заплатили пять миллионов, чтобы попасть сюда. Как жаль, что я об этом раньше не знал, я бы посадил Вас сюда бесплатно». Так Иван Щегловитов напомнил Михаилу Терещенко о денежных суммах, в свое время переданных им революционерам. Сформулировал польский аналитик и еще один вывод, мимо которого трудно пройти: «Российскому интеллигенту лишь казалось, что он мыслил антиправительственно, на самом же деле он мыслил антигосударственно».

Кое в чем все-таки не ошибся в своих предсказаниях и Пилсудский. Довольно точным оказался его образ польской мухи, сидящей на ухе одной из лошадей, галопирующих к финишу войны. Возрождение польской государственности в самом деле не стало результатом военных усилий самих поляков. Они служили и воевали и в российской, и в австро-венгерской, и в германской армиях. Больше всего их было в российской, меньше всего — в германском рейхсвере. Британец Норман Девис утверждает, что во время Первой мировой войны в вооруженных силах этих империй числилось почти два миллиона поляков, но по разные стороны фронта. К примеру, основательно вошедший в историю возродившейся Речи Посполитой генерал Юзеф Халлер начинал ту войну в чине австро-венгерского подполковника. В таком же звании и на одной стороне с ним воевали Казимеж Соснковский и Владислав Сикорский — тоже будущие польские генералы. Владиславу Сикорскому в годы уже Второй мировой войны предстояло побыть и главой польского правительства в изгнании, и Верховным главнокомандующим польскими вооруженными силами. В составе австро-венгерской армии, создав из добровольцев три бригады польских легионеров, дрался с русскими и Юзеф Пилсудский, получив от австро-венгерского командования звание бригадира — нечто среднее между полковником и генерал-майором. Маршалом он стал в марте 1920 года уже в возрожденной Польше, собственноручно подписав декрет, которым «возложил на себя» это высокое звание.