Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

Кое о чем в день появления этого документа в свою редакцию успел сообщить из германской столицы и сотрудник «Kurjerа…» с пометкой «Впечатления в Берлине». Корреспондент отметил, что «в германских политических кругах подписание польско-германского договора принято весьма благосклонно и трактуется как успех национал-социалистического правительства». Главной для нацистов важностью свершившегося события, извещал он, стало то, что «этот акт поспособствует усилению не только внутреннего престижа Гитлера, но и на международном уровне». К тому же 30 января Гитлеру предстояло выступать в рейхстаге по итогам первого года своего пребывания в должности главы правительства, а в этом смысле декларация «в руках канцлера… станет эффективным козырем». Более того, она будет выглядеть «как единственная, пожалуй, дополнительная позиция в негативном в целом балансе его заграничной политики». Зафиксировал корреспондент «Kurjerа…» и еще два немаловажных момента, касающихся реакций, забушевавших «в здешних дипломатических кругах». Один из них состоял в том, что «в кругах, близких к советскому посольству, господствуют впечатления отрицательные». Вторым стало множество удивленных голосов, почему вдруг «Польша помогает Гитлеру вытянуть Третий рейх из splendid isolation», это значит из «полной изоляции». Судя по тому, что корреспондент не переводил это английское определение на польский язык, в то время по отношению к Германии оно было широко распространенным, всем уже понятным, не требующим пояснений и в Речи Посполитой.

Однако есть в том же номере газеты «Kurjer Warszawski» и публикация, дающая понять, что подписание польско-германской декларации о неприменении силы все-таки явилось большой неожиданностью и для сотрудников редакции ежедневника. Она называется «Польские гитлеровцы» и рассказывает о том, как один из журналистов проправительственной верхнесилезской газеты «Kurjer poranny» воспользовался возможностью «поближе посмотреть на модный там в определенных кругах национал-социализм, неумело копируемый с гитлеризма», и выяснил, что Национал-социалистическая партия заметно активничает и в Речи Посполитой. Партия польских нацистов «начала свою деятельность восемь месяцев перед этим» и уже «имеет два округа и 80 групп», притом «не только в Верхней Силезии». Она «особенно живо развивается на Поморье, в Гданьске и Домбровецком бассейне». В ее программе есть немного сугубо польской патриотической фразеологии, отмечается в публикации, какая-то часть лозунгов перенята у итальянских фашистов, «но большинство — из германского национал-социализма». Партия умело использует общественные проблемы, особенно экономические, в частности, налоговые, потому к ней «тянется молодежь и мелкое мещанство». Однако «все это еще не столь важно», отмечал корреспондент уже «Kuriera Warszawskiеgo». Его удивило другое. Он ничуть не сомневается, что «можно обычными полицейским средствами» выяснить, за счет чего возникшая в Польше нацистская партия существует, а заодно и «уточнить, сколько криминального элемента» находится в сферах многочисленных организаций «польского национального социализма», который на данной территории уже отыгрывает «довольно значительную роль». Сделав это, вполне «возможно, даже нужно, положить конец нездоровой атмосфере, которая создается в Верхней Силезии и которая стремится проникнуть на другие территории Польши». Но ничего такого не происходит.

Судя по тональности материала, у сотрудника газеты «Kurjer Warszawcki» отношение к нацизму — сугубо отрицательное, а поскольку его материал, подготовленный к печати, конечно же, раньше, чем была подписана польско-германская декларация, все-таки появился на страницах издания, то получается, что его мнение разделяло и руководство редакции, посему страница не была переверстана после столь громко звучащих сообщений из Берлина. В то же время из публикаций хотя бы этих двух изданий неизбежно следовало, что нацизм немецкого толка давал о себе знать и в Польше. Тем не менее, соглашение с Германией столь сильно всколыхнуло поляков, что пресса Речи Посполитой стала внимательно прислушиваться к каждому голосу, вздоху и даже шороху, последовавшими на сей счет в Европе и за ее пределами. Они же звучали все чаще, становились все более определенными, о чем и эта газета сообщала под набранной, как правило, весьма крупным шрифтом рубрикой «Эхо польско-германского договора».