Соседи

Всё. Апофеоз. Когда я дочитал до этого места и узнал, что наконец-то пенисы морских котиков перестали облагаться пятипроцентным налогом, я понял, что не зря живу жизнь. Что ждёт меня спокойная, уютная старость, в которой я буду носить не облагаемые пятипроцентным налогом «сапожки из поливинилхлоридной композиции мужские», а внученьки мои — бегать в «галошах девичьих для ношения на кожаную обувь высоких» и пользоваться «услугами таксомоторов». Потому что страна, где законодатели заботятся об отсутствии пятипроцентного налога с продаж даже на сушёные пенисы морских котиков, действительно думает о своих гражданах.

2000.

Бескорыстная любовь к рыбам

Признаться, в детстве отношения с рыбой у меня не складывались. Речная пугала костями и запахом, морская — неаппетитными витринными позами и тем, во что она превращалась стараниями поваров из школьной столовой. Вот, говорят, в рыбе фосфор, а в фосфоре — ум и всё такое. Еще говорят, если рыбу не есть, ума, дескать, не будет. И что? Лет до двадцати пяти я рыбу практически не ел и уроков не учил, а школу окончил без троек и три раза в вуз поступил. Рыба тем временем не менялась — и кости речной, и скрюченные позы морской, и повара в столовых оставались прежними. В общем, в то, что от рыбы умнеют, я не верил, а никакого гастрономического интереса к рыбам у меня не было.

А потом вдруг возник коммерческий интерес — как-то в самый разгар безработицы устроился я ту рыбу продавать. А продать кому-либо что-либо, не полюбив это что-либо всем сердцем, невозможно. Пришлось рыб полюбить, а заодно и научиться различать их по породам.

Первой любовью стала горбуша. Выгружая из вагонов горбушу-серебрянку (это такая, знаете, блестящая, с черной спинкой) я полюбил горбушу глазами. Кокетливо выгнувшись, она призывно лоснилась упитанными боками и нежно поблескивала серебром брюшка. Когда вагоны опустели, матёрые грузчики, которые по доброй традиции каждую сотую коробку бросали подельнику под вагон, выдали мне в качестве бонуса килограммов десять серебрянки и рассказали, что горбушу очень просто солить и жарить. Надо порезать, посолить и сутки подождать (получится малосольная горбуша), или не ждать, а положить на сковородку (получится жареная). Оказалось, что жареная посуше и хорошо идет сама по себе, соленая сочнее, и неплохо сочетается с варёным картофелем. Выяснилось также, что не потрошёная горбуша нередко содержит красную икру или молоки. И то, и другое солится в течение трёх-четырех часов и приятно разнообразит меню. Короче, переход от визуальных контактов к плотским отношениям и вступление с горбушей в более тесную связь отнюдь не разочаровали. Полюбив, я начал продавать очень много горбуши. Продавал до тех пор, пока не узнал, что вообще-то настоящие торговцы рыбой объём продаж обеспечивают за счет минтая, пикшы и трески.

Я прилежно все это перепробовал. Узнал, что все они принадлежат к тресковым, что минтай очень уважают японцы — он вроде как выводит из организма радионуклиды, а это с учётом количества атомных электростанций последствий печально известной бомбардировки для Японии особенно актуально, что пикша сероватая, а спинка трески с зеленоватым отливом и в крапинку. На мой вкус тресковые оказались как-то чересчур суховаты и пресноваты. Зато когда в городе вдруг не стало пикши и трески, я собрал с магазинов заявок столько, что мои комиссионные за день торговли должны были составить долларов триста. Соответственно, после этого идущей из Мурманска машины с треской и пикшей я ждал, как ждет любовник молодой. В смысле, с томленьем упованья. Примерно с таким же чувством я выносил на руках из вагона-рефрижератора дальневосточный минтай, который был на пятьдесят копеек дешевле, чем у конкурентов и потому сулил еще более солидные барыши, чем пикша с треской — минтая магазины брали втрое больше. Апофеозом же любви по расчету стала рыба под названием путассу.

Этой дешёвой, худосочной рыбой с треугольной головой и неумно выпученными глазами при социализме кормили пушных и всяких прочих зверей. Почему-то именно путассу после августовского дефолта 1998 года город стал потреблять в каких-то, не побоюсь этого слова, лошадиных дозах. Всего за один кризисный месяц я нажил на путассу автоматическую стиральную машину, большую деревянную кровать с двусторонним ортопедическим матрасом и импортный телевизор марки «Philips».

Искренне (и практически бескорыстно) я любил тушки кальмаров. Ах, как они были недороги в 97-м! О больших квотах на вылов (что определяет цену), об исключительной полезности и замечательном вкусе кальмара я рассказывал руководству магазинов. Руководство сопереживало и рассказывало мне про народ, который в недорогом кальмаре своим крестьянским нутром чует какой-то подвох, и потому брать отказывается. Теперь квоты сократили, кальмар вздорожал, а народ кусает локти, но кальмара, что характерно, берёт.