Соседи и родня Оттавии Малевольти

–Скучной?– с досадой переспросила Наяда.

Лэсли украдкой, в сторону хихикнула.

–Подонок,– сквозь зубы процедила жена адвоката.

–О, дорогая, не надо так льстить! Я, конечно, постепенно привыкаю к твоей завышенной оценке, но это так губительно для самоанализа и самооценки.

–Кто смущает нашего скромнягу и труженика Нормана?– встрепенулся от задумчивости Орин.

–Благодарю тебя, мальчик, один ты ценишь мои старания,– кривлялся Сэндлер,– Я и не думал, что ты можешь снизойти до таких сердечных, дружеских похвал.

Наяда вскипела, жалуясь брату:

–Норман всегда смеётся надо мной! Это оскорбительно!

–Для судейской коллегии репетируйте свои речи с кем-нибудь другим, Норман,– посоветовал родственнику Филдинг.

–Я для Наяды, как напоминание о том, что повсюду кипит бурная жизнь. Я, как удар по её меланхолии, потомучто только я вывожу её из равновесия однообразной, размеренной жизни. Наяда, скажу тебе откровенно: ты слишком скучная, чтоб тобой увлечься.

–Неисправимый балагур и пройдоха.

–Вот видишь, Орин, она сама меня всё время ругает. Наяда, а ты хоть раз дала мне шанс исправиться?

После завтрака капитан сослался на дела и уехал из дома.

Лэсли еле сдерживалась, чтоб не расплакаться. Муж, который отсутствовал несколько месяцев, вместо поцелуев и слов любви вовсе её не замечает!

Она побрела в библиотеку и наткнулась в коридоре на Нормана.

Мужчина искренне жалел её:

–Бедняжка Лэсли, у тебя такое грустное лицо…Тебе скучно? Я знаю верное средство, что в миг разгонит печаль. У меня есть бутылочка с отличным шерри. У него просто волшебный, восхитительный вкус. Наяда с Фрэзи уехали на прогулку, нам никто не помешает.

–Ну-у-у, если только один глоточек…– замялась девушка.

–Конечно! Ведь нет ничего дурного в том, что родственник хочет угостить и развлечь свою маленькую сестрёнку.

В своём кабинете Сэндлер, наполнял бокалы, без устали рассказывая смешные истории, заставляя Лэсли сдержанно смеяться. Девушка догадывалась, что адвокат заигрывает с ней, но воспринимала это, как игру.

Филдинг зашёл в магазин, где за прилавком стояла Оттавия и новая продавец Жаклин.

–Орин, сегодня ты забыл надеть улыбку на лицо,– заметила некая старушка-покупатель.

Юноша грустно ей кивнул.

Он склонился над прилавком, шепча Отте:

–Нужно проговорить.

–О чём?– надменно передёрнула плечами итальянка.

–Прошу тебя.

–Зачем ты пришёл?

–Прошу тебя: выслушай меня.

–Вы желаете вернуть товар, мистер Филдинг?– громко произнесла Малевольти для любознательных посетителей,– Пройдёмте в подсобное помещение, там новая партия товара ещё не распечатана, посмотрите…

Барон, торопясь, будто опасаясь, что его прогонят, ринулся в подсобку.

Он хотел расцеловать дорогую Отти, но она была непреступна, даже слишком бледна. И он тоже чувствовал непомерную вину перед ней, потому боялся приблизиться к ней.

–Зачем ты пришёл…– укоряла устало и вымученно Оттавия,– Нам нужно навсегда расстаться, Орин. Ты женился на моей падчерице.

Юноша пробовал шутить:

–Моё сердце буквально исполосовано ранами, которые нанесла мне ты своим пренебрежением.

–Перестань кривляться, Орин!

–Хорошо, я отброшу пафосный юмор и предстану перед тобой с открытой душой без защиты сарказмов, и ты сможешь убить меня своим ненавидящим взглядом.

Он замолчал и отвернулся.

Отта обошла вокруг, чтоб заглянуть в его глаза. Она хотела увидеть какое у них выражение, когда Филдинг не смеётся. Орин плакал: глаза покраснели и источали слёзы.

–О, Орин!– воскликнула женщина и бросилась в объятия любимого человека.

Теперь плакала она. Со слезами обида прошла.

Филдинг улыбался и шептал ей:

–Всё теперь будет хорошо, мы ведь опять вместе.

«Как сказать Орину, что я жду ребёнка от мужа его сестры? Не буду говорить, вдруг будет выкидыш…»– с ужасом думала Оттавия.

Она смотрела на него и смотрела.

–Как долго я тебя не видела…

Наяда откуда-то прознала о похождениях брата.

Она вошла в его кабинет на следующий день и жёстко бросила ему в лицо:

–Ты – позор семьи.

–Просто позорище,– кривлялся плут.

–Наше честное имя склоняют теперь все, кому не лень!

–А мужья тех кумушек, что любят чесать языками, значит, благочестивые святоши?

–Бывать в домах терпимости не вменяется каноном приличий. Туда идут те, чьи жёны не хотят рожать каждый год, как крестьянки-крольчихи. А вот крутить романы с замужними дворянками в нашем обществе порицается.

–Значит, у тебя всего один ребёнок от Нормана потому, что ты избегаешь своего любимого мужа? Или он уже не любимый?

Звонкая пощёчина на минуту усмирила Орина. Он тёр щёку, но злость вновь возрастала в нём.

Брат продолжал обвинять сестру:

–Ага, правда нам не по душе…Так зачем лезть в мою душу? Зачем? Думаешь, мне легко? Думаешь: я только и делаю, что наслаждаюсь жизнью? Думаешь, у меня нет совести, и мне не жаль жену? Думаешь, мне приятно встречаться с Освальдом Боу? Или видеть упрёк в глазах всех Малевольти? Думаешь, мне не тяжело отрывать Отт от груди и посылать домой к старику-мужу?

За обедом Лэсли и Норман непринуждённо болтали о всякой ерунде. Много шутили и смеялись.

После трапезы Наяда замешкалась, положила руку на плечо мужу, задержав его.

Оставшись наедине, жена выложила: