Этот провал в памяти Анук объясняется отнюдь не одним только временем. При падении она получила несколько травм, включая перелом обеих ног и раздробление локтя. Пострадал и ее мозг, и в результате она не помнила ни обстоятельств своего падения из окна, ни чего-либо вообще из своей предшествующей жизни. Как я слышала, придя в сознание, она не узнала даже своих собственных родителей.
Честно говоря, я удивилась тому, что Анук вообще смогла выжить, тем более что ее обнаружили очень не скоро. Рейс, которым должен был прилететь ее отец, задержали, как это часто бывает с авиарейсами, и к тому моменту, когда к ней вызвали «Скорую», она пролежала на беспощадных каменных плитах внутреннего дворика уже несколько часов. Стоит ли говорить, что меня к тому времени давно уже и след простыл.
В статье, которую я прочла в местной газете вскоре после того, как все это произошло, говорилось, что и родители Анук, и врач, который ее лечил, пришли к выводу, что ее травмы стали результатом несчастного случая. Все сошлись во мнении, что она встала на сиденье дивана, стоящего под окном ее спальни, – возможно, затем, чтобы лучше разглядеть что-то привлекшее ее внимание в саду, – и, потеряв равновесие, выпала из окна; полагаю, нечто в этом духе может случиться очень легко. Выздоравливая, она пролежала несколько недель в больнице, а затем, почти сразу после того, как ее выписали, ее семья уехала из Соединенного Королевства и вернулась во Францию, где ее восстановительное лечение продолжилось в дорогой частной клинике. Большинство людей сочли, что родители Анук просто не могли и дальше жить в доме, полном таких ужасных воспоминаний, – и кто бы стал их за это винить.
Но все это случилось давным-давно, и с тех пор я смогла в корне изменить свою жизнь. Учась в средней школе, а затем и в предуниверситетском колледже, я старалась изо всех сил и в результате заработала стипендию, которая пошла на оплату моей учебы в университете и дала мне возможность наконец-то убраться из дома. Почему я выбрала карьеру фармацевта? Забудьте всю эту чушь насчет желания помогать людям и добровольно вступить в ряды «Врачей без границ». С какой стати мне помогать другим, если никто никогда и пальцем не шевельнул, чтобы помочь мне? Все, чего мне удалось достичь, я достигла сама, и я очень этим горжусь. Нет, фармацевтику я выбрала потому, что она дает мне чувство власти… возможность выдавать маленькие белые таблетки, которые могут спасти человеческую жизнь… или оборвать ее.
Я знаю, что хорошо делаю свою работу, и меня невероятно раздражает, когда мои коллеги – профессионалы, также подвизающиеся в области медицины, – оказываются не на высоте. Взять хотя бы ту медсестру из отделения экстренной помощи, которая напортачила с рецептом на клиндамицин. Я знаю, что она, вероятно, сказала бы, что была утомлена, перегружена работой, но на самом деле для такой элементарной ошибки не может быть никаких оправданий. У меня было искушение сделать вид, будто я не заметила этого несоответствия в рецепте… буквально выполнить указания, содержащиеся в нем, и позволить матери этого маленького мальчика дать ему дозу лекарства, превышающую ту, которая являлась правильной. Возможно, это вызвало бы у него всего лишь расстройство желудка, но при наихудшем варианте развития событий об исходе было бы страшно даже подумать. И тем не менее, во всяком случае, в тот день, находясь в аптеке для амбулаторных пациентов, я подумала, что медсестру, допустившую такой косяк, призовут за него к ответу, и это, как я надеялась, послужит ей уроком. Но затем ко мне вернулся мой всегдашний здравый смысл, и я осознала, что передо мной открывается блестящая возможность продемонстрировать мои исключительные профессиональные познания Серине и было бы неразумно упустить ее.
Я всегда знала, что для меня нет ничего невозможного, и все же удивляюсь, как хорошо я освоилась в выбранной мною профессии, особенно если принять во внимание, что я никогда не была компанейским человеком. С годами я научилась тому, как казаться дружелюбной, как завоевывать доверие других и как наилучшим образом сливаться с окружением. Поначалу для этого мне приходилось пересиливать себя, но теперь я веду себя таким образом уже настолько долго, что это практически стало моей второй натурой. Порой я забываю, каким долбаным фриком я была в детстве. Поэтому мне и нравится время от времени перечитывать мою старую тетрадь, чтобы напомнить себе, какой долгий путь я сумела проделать с тех пор. Но иногда, обычно в те минуты, когда я менее всего этого ожидаю, я на миг вижу себя такой, какой была тогда. Смотрю в зеркало и вижу перед собой одиннадцатилетнюю девочку с разочарованием в глазах и сердцем, которое растаптывали столько раз, что это просто чудо, что оно вообще все еще бьется.