Соседка

– А что ты наденешь на вечеринку у Тары? – спрашивает Элинор.

Тара устраивает вечеринку? А мне об этом никто не говорил.

– Вероятно, что-нибудь новое, – отвечает Анук. – В следующие выходные мы с мамой поедем за покупками.

Я поверить не могу, что Анук поедет за покупками опять. У нее накопилось уже столько праздничных платьев, что они могли бы заполнить всю мою спальню. Вот бы она запулила несколько своих старых платьев так, чтобы они попали ко мне!

Анук закончила заплетать волосы Элинор. Думаю, она довольна тем, что у нее получилось, потому что она улыбается, закрепляя конец косы резинкой для волос. Затем улыбка сползает с ее лица.

– Она ведь не приглашена на вечеринку у Тары, не так ли?

– О чем ты, Нуки? – говорит Элинор. – Никому не хочется приглашать ее к себе на вечеринку, ведь она провоняет весь дом. – Она щиплет себя за кончик носа и ехидно смеется. – Говоря серьезно, я не понимаю, как ты могла так долго терпеть ее запах. Думаю, ее мать даже не знает, что такое стиральная машина.

Анук вздрагивает.

– Запах – это еще не самое худшее.

– А что было самым худшим? – говорит Элинор, перекинув косу через плечо вперед и поглаживая ее конец, словно это какое-то домашнее животное.

– Особенности ее личности – она законченная психичка.

Элинор хлопает в ладоши, как будто Анук сейчас сказала самые смешные слова, которые она когда-либо слышала.

– Как классно ты выразилась, Нуки! Именно так я и буду ее теперь называть: девочка-психичка.

Что-то внутри меня падает вниз, как будто выдернули затычку, и в дыру утекли все мои мечты. Это я, я девочка-психичка. Они говорят обо мне.

Сначала мне хочется убежать – быстро-быстро и далеко-далеко, чтобы больше не видеть их самодовольных улыбок и не слышать их глупых, ядовитых слов. Но затем я чувствую ярость, она рождается где-то глубоко у меня в груди и, словно волна, захлестывает все мое существо, заполняя собой каждую артерию, каждую вену, пока я не ощущаю, как от нее распухают даже мои глаза. Мне хочется вонзить ногти в ее лицо, разодрать ее прелестную улыбку, оставить на ее щеках кровавые следы. Хочется, чтобы она истошно орала, корчилась в муках, истекала кровью. И чтобы ее муки не прекратились никогда.

44

Хлоя

Меган работала сегодня в вечернюю смену, и до ее возвращения оставалось еще несколько часов. А пока что я находилась в доме наедине с Сэмми. Я буквально чувствовала, как ее злонамеренность колышется и кружится в воздухе нашего старого дома подобно тому, как пылинки пляшут в солнечном луче.

Прошло уже сорок восемь часов после нашей с Меган безуспешной попытки добыть ее альбом с газетными вырезками. Мне отчаянно хотелось заполучить его, потому что я была убеждена – в нем непременно найдутся ответы на имеющиеся у нас многочисленные вопросы по поводу истинного лица нашей загадочной соседки по дому. В портрете Сэмми было столько странностей и нестыковок – у нее не имелось ни странички в соцсетях, ни друзей, ни семьи, и к тому же она все время пыталась втереться в доверие ко мне и одновременно отстранить Меган.

А как насчет того, что практически все вещи, которые она носила, были дизайнерскими? Она хорошо зарабатывала, так зачем ей было снимать тесную комнатушку в доме с соседками, да еще находящемся так далеко от ближайшей станции метро?

А потом эта кошмарная история с моими пропавшими из кармана ключами и файлом с проделанной мною работой, который неким таинственным образом исчез из памяти моего ноутбука. Чем дольше я об этом думала, тем больше уверялась в том, что это Сэмми, у которой возможностей для этого имелось более чем достаточно, сотворила все эти пакости, чтобы заморочить мне голову и лишить меня способности ясно соображать. И ей это удалось – а еще я была убеждена, что это ее проделки усугубили мои кошмары, сделав их более частыми и пугающими, чем они когда-либо бывали прежде.