Соседская девочка

– Ну! – сказал Пастернак. – Только надо сначала тому козлу в тырло двинуть.

– Хер с ним, – сказал Эренбург и тихо объяснил: – Это Бунин, сука.

– Хер с ним! – легко согласился Пастернак; ему была инструкция: с кем угодно дружись, но к эмигрантам не приближайся.

Пикассо с Хемингуэем так ничего и не поняли, но в гостиницу к Пастернаку пошли и нажрались просто в опилки. Эренбург угощал, у него денег было немерено, полпред советской культуры в Европе, ясное дело.

А в кафе «Мюссе» сейчас KFC. Как бы даже отчасти в рифму.

поэтические вольности ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ

Однажды в столовую писательского дома творчества в Дубултах, на Рижском взморье, вошла семья: седой, полный и сановитый мужчина за шестьдесят, крепкая красивая женщина явно до сорока и прелестная девушка лет восемнадцати. Девушка была скучна и растерянна, женщина была строга и нахмуренна, а мужчина – задумчив и даже печален, и все они смотрели в разные стороны.

Это было очень заметно. Поэтому я спросил маму:

– Что это они надулись?

Мама рассказала мне целую историю.

Это был довольно богатый литератор (правда, я его фамилию услышал впервые, но что тут поделаешь). Так вот. Этот писатель жил себе не тужил, писал толстые романы типа «Зябь», «Залежи» или «Краснотал», получал гонорары, премии и ордена, был женат и воспитывал дочь. Вдруг однажды его дочь привела домой стайку одноклассниц, и среди них была прелестная, чудесная, обворожительная девушка.

Сорокапятилетний писатель сказал своей жене-ровеснице:

– Милая! Ты меня так любила! Докажи, что твои слова любви были не просто словами! Отпусти меня к ней! Это моя лебединая песня!

Жена его отпустила. Все-таки творческий человек, да еще лебединая песня, понимать надо…

Он едва дождался, когда юной красавице исполнится восемнадцать, тут же женился на ней, она тут же забеременела, у них тут же родилась дочь. Он продолжал писать свои романы, становился еще более сановитым и маститым… Дочь росла и однажды, после выпускного вечера, привела домой одноклассницу. Она была так чудесна и прелестна, что шестидесятитрехлетний писатель воскликнул, обращаясь к своей жене:

– Милая! Я так тебя любил, ради тебя я бросил семью! Теперь докажи мне, что ты тоже меня любишь! Отпусти меня к ней! Это моя лебединая песня!

– Ишь ты, – сказала жена. – Ну-ну. Попробуй. Квартиру-то эту ты на меня купил. А дачу на Машку переписал, потому что бывшей своей забоялся. А Машка сразу в институт пойдет, ты не думай. А потом сразу в аспирантуру, так что с алиментами не выскочишь.

– А в аспирантуре тоже нужны алименты? – сник писатель.

– Адвокатов найму, – сказала жена. – И вообще, запомни: лебединая песня бывает раз в жизни! Я твоя лебединая песня, понял?

Писатель помолчал, вздохнул и сказал:

– Да-с… Ну что ж… Но мне надо как-то развеяться, прийти в себя. Я, пожалуй, в августе поеду в Дубулты, поброжу по песку.

– Поедем вместе! – сказала жена. – И побродим, и развеемся.

– Откуда ты это знаешь? – спросил я у мамы.

– Она сама рассказала, – ответила мама. – Вот прямо вчера, у стойки регистрации. И мне, и регистраторше Милде Яновне, и всем вокруг.

– А он?

– А он курить пошел.

– Хорошо, – сказал я. – А почему девочка такая тоскливая? Она-то тут при чем?

– Переживает, – сказала мама. – Чувствует, что виновата. Все-таки она эту подружку в дом привела.

Я решил познакомиться с этой девушкой, тем более что она была очень даже ничего. Вечером сел рядом с ней на скамейке у моря, утром предложил сбегать на станцию за мороженым. Улыбался, рассказывал анекдоты, пытался развеять ее печаль.

Но увы! Через два дня я увидел, как один известный режиссер – пожилой, толстый, с седой волосатой грудью – подает ей махровую простынку на пляже, а после обеда сажает ее в такси ехать в Ригу, гулять по Старому городу.

образованный, обаятельный, обеспеченный СУМОЧКА

Мама мне говорила: «Спрашивать у мужчины, почему он не женат, – так же неприлично, как спрашивать у женщины, почему у нее нет детей». – «Насчет женщины понятно, – возразил я с подростковой доскональностью. – Не смогла родить, большая драма, все такое. Ей тяжело. А мужчине что?» – «Ну, – рассмеялась мама, – это все равно что спросить: дядя, ты гомик или импотент?»

Я запомнил.

Но одного мужчину, умного доброго человека сильно меня старше, я все-таки спросил. Не впрямую, конечно. Тем более что он сам иногда жаловался на свое одинокое житье-бытье. Типа «Пришел домой, а изо всех углов молчание. И чашка там стоит, где я ее вчера поставил». Я сочувственно вздохнул и высказал некое общее соображение, что человек образованный, обаятельный, с отдельной квартирой и неплохой работой всегда может рассчитывать на…