Сосновские аграрники

– Но о чем же нам говорить, – возразил Бородин. – Это самый насущный разговор. У кого чего болит, тот о том и говорит. Вот и мы тоже. Думаем, чтобы наш район по всем показателям не отставал от передовых. Поэтому при каждом удобном случае переключаемся, что же нам для этого сделать надо. О чем же нам больше говорить, как не о работе, охоте, рыбалке и так далее.

– Правильно, Михаил Яковлевич, – поддержал его Бойцов. – Не говорить же нам о бабах в присутствии жен. Для этого мы найдем более подходящие время и место.

– Что верно, то верно, бляха-муха, – сказал Чистов. – Вы только вдумайтесь в настроение и слова Шерстнева.

Шерстнев сидел с Черепковым в кругу женщин, под баян пели песни.

– Да просто без злого умысла сказал, у него это вылетело, – подтвердил Бородин. – По пьянке чего только не наговоришь. На это не надо обращать внимания.

– Брось защищать, Михаил Яковлевич, – сказал Чистов. – Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Когда делили награды, он присутствовал, никаких возражений с его стороны не было. Не вовремя начинает высказывать свое мнение, чуть ли не претензии. Так ведь, Иван Нестерович?

– Так, Анатолий Алексеевич, – поддержал Бойцов. – Народ не совсем надежный, но об этом потом поговорим. Пошли за стол. Выпьем, закусим и с бабами песни попоем.

– Пошли, – согласились Бородин и Михайловский.

Женщины пустились в пляс. Их поддерживал и воодушевлял Шерстнев. В доме стоял шум, гам, трудно разобраться несведущему человеку. Прохожие останавливались у дома Зимина, прислушивались, про себя говорили: «Знать, праздник», – и шли дальше.

Чистов кричал, стоя рядом с Бойцовым:

– Мы хозяева, мы Советская власть в Сосновском, поэтому в нашей правоте или неправоте никто не имеет права сомневаться.

– Правда, Анатолий Алексеевич, – подтверждал Бойцов. – Я всегда вас поддерживал и поддержу во всех вопросах.

– Главное, Иван, нам с тобой надо жить мирно, – уже негромко говорил Чистов. – Если мы между собой завозимся, обоих не уберут, а выгонят. Дай я тебя, дорогой Иван, расцелую. Хотя ты и похож на Иванушку, что рассказывают в сказках, но с тобой работать можно. Главное – тебе везет по жизни.

К Чистову подошла его жена Антонида Васильевна:

– Анатолий, не пора ли нам домой? Ты, мне кажется, уже малость перебрал.

– Что ты, Тоня, зря говоришь. Пока я трезв, если чуть-чуть навеселе.

– И то верно, – согласилась Антонида Васильевна. – Но домой все-таки пора. Времени уже два часа ночи.

– Не возражаю, Тоня, пойдем. Товарищи, выпьем на посошок и по домам, – распорядился Чистов.

Все снова собрались за столами. Звенели рюмки и стаканы. Все пили, кто много, кто мало. Бойцов налил себе не рюмку, а полный стакан, залпом выпил. Михайловский, сидевший рядом, улыбаясь, наполнил ему рюмку. Бойцов выпил и рюмку. Бородин шепнул на ухо Зимину:

– Бойцова, знать, водка никак не пробирает. Пил больше всех, а напоследок начал пить полными стаканами. Налей ему, пожалуйста, для пробы в кастрюлю литра полтора, я думаю, что не откажется, выпьет.

– Неудобно, Михаил Яковлевич, – ответил Зимин, приняв слова Бородина всерьез. – Может быть, ему предложить бутылку на дорогу?

– Не откажется, – подтвердил Бородин. – Предложи ящик водки, и ящик унесет. Если сам не донесет, то заставит тащить свою жену Надежду и Чистова с женой.

Бородин громко захохотал.

– Что тебе смешно, Михаил Яковлевич? – спросил Чистов.

– Да так, Анатолий Алексеевич, вспомнил старое. Очень смешную историю. Потом я тебе расскажу.

– Пора, гости, и честь знать, – громко сказал Чистов. – Поблагодарим хозяев и по домам, бай-бай.

– Пора, – промямлил Бойцов, глядя на недопитые бутылки с водкой.

Все женщины и мужчины подходили к Зимину и его жене, Зое Петровне. Крепко жали руки, желали счастья и жить до глубокой старости.

– Ульян, – сказал при прощании Чистов, – завтра зайти ко мне. Мне надо с тобой поговорить.

– Зайду, Анатолий Алексеевич.

Вся компания, все гости Зимина, громко разговаривая, шли по грязной дороге темной осенней ночью. Тьма и тишина нарушались смехом, громким разговором, песнями и сопровождались лаем собак. Лай собак с одного края поселка быстро распространился по всему поселку. Лаю собак стали вторить разбуженные петухи. Вначале запел один. Его кукареканье подхватили в соседних домах, и петушиные голоса стали раздаваться везде. Минут через двадцать пьяные голоса смолкли. Собаки еще целых полчаса лаяли разными голосами, а отдельные перешли на печальный вой, жалуясь на свою судьбу. А потом все смолкло. Весь поселок снова погрузился в сон. Наступила ночная тишина. Во всех окнах дома Зимина еще долго горел свет. Шла предварительная уборка после ухода гостей.

Утром на центральную усадьбу ММС Зимин не поехал, а пошел в райком партии. Чистов на работу пришел с большим опозданием, в 10 часов. Дожидаясь Чистова, Зимин сидел в кабинете у Бородина. Чистов, прежде чем зайти в кабинет, заглянул к Бородину. Увидев Зимина, улыбаясь, заговорил:

– А, Ульян Александрович, как ваше ничего?

– Да вроде все в порядке, Анатолий Алексеевич.

– Заходи ко мне, поговорим, – продолжал Чистов. – Нам с вами есть о чем поговорить.