— Егор Константинович. Я не так плох. Вот станете отцом — поймете, что поступили бы точно так же. Октябрьская революция. Ублюдки надругались над дочкой, затем выволокли из имения и убили на радость опьяненной победой толпе. Сокрушенный горем, я воспользовался имеющейся властью и нарушил запрет — оживил мертвое дитя. После ритуала она вернулась как чистый лист — никаких воспоминаний. И я придумал для нее новую жизнь. Долгое время ее звали Лизой, потом из-за случайности — Аллой, а теперь — Софией. Она…
— Она ведьма! — процедил сквозь зубы Егор.
— Невинная и чистая девушка. Я вылечивал ее раны, и я же проводил Ритуал.
— Так это Вы были на костровом месте? Жгли ее окровавленную рубашку?
— Да, дождевик персонала сделал меня неузнаваемым. София никогда не знала о Ритуале. Как последний раз не знала и обо мне. Ради ее же безопасности. Дома я был ее бабушкой, в лагере — директором. Столько лет я был для нее кем угодно, но только не отцом. Посмотри на нее. Я оживлю ее, во что бы то ни стало.
— Чтобы оживить ее, нужна чья-то жизнь.
— Либо твоя, либо кого-то другого. Третьего не дано. Полночь близко.
Марта оказался живчиком. Подняв голову, громко откашляла грязь и смахнула ее остатки с глаз.
— Жива, — сказала Катя и, увидев, как охотница тянется к ножу на голени, отошла.
— Не надо объяснять, что с тобой будет?
Ломоть опаленной кожи свисал с лица Марты. Окружавшие его волдыри и разрывы придавали образу охотницы демонические черты.
— Я сейчас, — сказала она и вдруг осеклась. Попытка встать не увенчалась успехом: левая нога оказалась сломана, об этом сигнализировали торчавшая из штанины кость и исказившая лицо гримаса боли.
— Поторопилась, сучка. — Морозова качнула головой и со всего маха заехала охотнице по лицу ногой. — Надо же, с первого удара.
Марта вернулась в грязь, а Катя воодушевилась и, подняв нож охотницы, посмотрела на входную дверь.
— Видимо, жертвой будешь ты, — подытожил Зимин, хлопнул в ладони и шар воды вокруг него превратился в стену. — Ты был неплохим вожатым, если честно. Но недальновидным молодым человеком.
Вокруг Егора клубился пар, огонь не справлялся с напором воды и гас на глазах. Парню казалось, что по вискам дубасили кузнечными молотом. Черная корка начала трескаться, обнажая кожу Егора и открывая его голову.
— Гасни, огонёк, — Зимин выпрямил руки, и парня мгновенно прижало к стене. Остатки кислорода сжигал огонь — Егору стало буквально нечем дышать.
— Прощай, ты был… — не договорил директор, лицо его исказила гримаса боли, а тело скрючилось и упало на колени.
Стена воды рухнула на пол, разлилась по комнате и затушила часть бревен.
За спиной Зимина Егор увидел запыхавшуюся Катю. Девушка не стала смотреть, как директор тщетно машет руками, пытаясь дотянуться до торчащего из спины ножа, и подбежала к вожатому.
Воздух завибрировал. Парень вновь засветился, и Морозова вынуждено прикрыла глаза. После оглушительного хлопка, Егору вернулся прежний облик. Катя подставила плечо, чтобы голый парень не упал на Зимина.
С улицы раздались гудки автомобиля, следом угрожающие крики Ксении, которые, если вкратце, сообщали, что всех причастных она самолично прикончит, а кого не сможет, добьет прибывший с ней участковый.
Вожатые покинули комнату, и Зимин открыл глаза. Кряхтя, попытался управлять всем телом, но отозвалась лишь рука. Из последних сил, старик дотянулся до ступни дочери. Почувствовал ее кожу, он облегченно выдохнул, собрался с мыслями и произнес: «Zoí gia ti zoí». Глаза мужчины окрасились черным, лицо побледнело, и в мертвой тишине раздался глубокий вздох.
— Смотри-ка! Дождь прекратился! — обрадованно сказала Катя, подводя Павлова к машине участкового.
Полицейский открыл перед Павловым дверь и, как только тот сел, накинул на его плечи шерстяной плед.
— Директор лихо с водой управлялся, — сказал Егор. — Уверен, его работа. У вас, кстати, не найдется какая-нибудь одежда? А то мне еще к детям идти, я — вожатый, понимаете?
Глава 7
От железнодорожного вокзала до студенческого общежития Егор решил добраться на троллейбусе. Его не столько интересовала скорость, сколько возможность рассмотреть город как можно подробнее. Он не был в нем несколько месяцев. Определенно соскучился и не хотел упустить даже малейших изменений.
Держась за поручень, через запылившееся заднее стекло Павлов с улыбкой наблюдал за гулявшими парочками, веселившимися детьми и остальными прохожими, что высыпали на улицу в столь замечательную погоду. Лето еще не окончилось, от августа осталась еще неделя и за нее еще многое можно было успеть.
Попав в общежитие, поднимаясь по его лестнице, Егор то и дело натыкался на шумные компании. Увешанные сумками и прочими пожитками, вчерашние выпускники школ не отлипали от смартфонов и поднимали головы только ради проходящих мимо студенток и номеров комнат.
Вот и родной шестой этаж. Завернув за угол, Павлов услышал, как из его комнаты доносились голоса соседа и товарищей по волейбольной команде.