«Наиболее типичной картиной при воздействии травмы на развивающуюся психику ребенка является регрессия одной части Эго к инфантильному периоду и, одновременно, прогрессия другой части Эго, т. е. слишком быстрое взросление, которое приводит к преждевременному становлению способности к адаптации во внешнем мире, часто в качестве „ложного я“» (Winnicot, 1960а). Вслед за этим прогрессировавшая часть личности начинает опекать другую, регрессировавшую, часть.» (Калшед Д., 2001, с. 16).
Х. М. Соломон отмечает, что «ложная структура возникает при давлении враждебного окружения, когда Самость находится под угрозой потери чувства собственной жизнеспособности. Встретившись с серией резких или несоответствующих ожиданий от внешнего мира, Самость стремится защитить себя, создавая ложную структуру согласия вокруг истинной Самости, что позволяет быть принятым и в то же самое время прикрыть свою истинную сущность» (Solomon H. M., 2007, p. 199).
Можно сказать, что истинная Cамость прячется за «ложным я» и сберегается таким образом. Однако в этой композиции маленький ребенок находится слишком далеко от девочки, чтобы она могла его защитить, и он выглядит совершенно брошенным. Представлена ли образом младенца отщепленная от Эго детская часть или Самость, в любом случае девочка (адаптированная часть личности) не опекает его. И что особенно важно, истинное и нежное воспринимается как грязное и враждебное и не вызывает у Зои теплых чувств или желания откликнуться. Инфантильная часть становится ненавистной потому, что она беспомощна и кажется угрожающей, так как нуждается в заботе.
Архетип поглощения, один из вариантов темной стороны материнского архетипа, часто бывает представлен образом волка.
«Темное стремление к уничтожению – такая же часть архетипа матери, как и его светлая сторона, связанная с зарождением новой жизни» (Биркхойзер-Оэри С., 2006, с. 39–40). Время от времени женщина переживает в себе теневую сторону материнства, поскольку, вступив в контакт с внутренним феминным началом, неизбежно встречается с архетипической смертоносной Матерью. Это такие черты женщины, которые ведут ее к саморазрушению и оказывают пагубное воздействие на других людей: детей, любимого мужчину, друзей. Однако осознанное переживание женщиной теневой стороны может способствовать ее освобождению от бессознательного стремления к разрушению (Биркхойзер-Оэри С., 2006).
Зоя говорила о том, что при взаимодействии со своей дочерью замечает за собой черты собственной матери, о сложных отношениях, которые она не в силах изменить к лучшему. Она рассказывала, что маленький ребенок вызывал у нее ощущение тоски и скуки. Постоянная забота о младенце воспринималась как пустая трата времени. «Женщина в этот период ни о чем не думает, живет, как жвачное животное. Темы разговоров молодых матерей, гуляющих в парке с колясками, крутятся вокруг одного и того же, как ребенок покушал да покакал. Если младенец уснул, можно хотя бы книжку почитать, а так он притягивает все внимание. Ребенок – существо, с которым невозможно общаться на равных. Когда появилась дочь, я перестала чувствовать, что развиваюсь, надо было опуститься и проживать заново до взрослого состояния, начиная от животных проявлений. Никогда не вызывал ребенок ощущения чуда, как говорят и пишут. Кажутся гламурными личики на обложках журналов, розовый младенец, и все счастливы – в этом нет правды жизни. Это период сплошных трудностей. Ребенок все время с матерью, хочешь спать, а надо кормить. Мать не может оставить ребенка и делать то, что ей хочется. В это время не хватает ощущения себя как отдельного человека. И не скажешь никому, потому что это социально неодобряемо. Не покидало чувство вины из-за того, что я должна делать что-то такое, чего не могу. Когда дочь плакала, я пыталась успокоить ее: думаю, попою песню, а она еще больше плачет, кричит. Я хотела убежать, чтобы не слышать этого. Недавно она начала петь заунывно, как ножом по стеклу. Я сказала ей, чтобы она перестала, что это невыносимо. Вот, ответила она, а ты так пела мне, невыносимо.
Когда другие дети кричат, я воспринимаю это абсолютно спокойно. А дочь кричала мне, что я плохая мать, раз не могу успокоить, и у меня возникал гнев».
При этом Зоя делает для своей дочери все то, что считается необходимым. Покупает нужные вещи, заботится о ее обучении и здоровье. Читает ей книжки, играет в игры, рисует с ней, водит в кружки. Дочь занимается активным видом спорта. Ее ставит в тупик, что дочь не хочет признавать своих обязанностей: убирать игрушки, самостоятельно делать уроки. Никакие уговоры и увещевания не помогают. Дочь может закатывать истерики, добиваясь того, что ей хочется. Она много времени проводит у телевизора и не слышит маминых объяснений о его вреде. Ее трудно уложить спать, она требует читать ей книги, и это может длиться часами, а утром она долго не встает. У меня сложилось впечатление, что дочь пытается отстоять свое право быть услышанной матерью, хочет, чтобы мама была отзывчивой, хочет пробудить мать к жизни.