Сотник

— Неа, — тряхнув длинной распущенной шевелюрой, возразил цесаревич. — К Ксении пойду. Спасибо, сестренка.

— Коля! — в отчаянии заломила руки девушка.

— Лизонька, вот честно-честно, разыграю перед батюшкой такую радость и удивление, что он только на небесах узнает о моем лукавстве. Но он простит. А сейчас сначала к Ксении.

— Ну гляди, братец, не подведи. Мне перед батюшкой и без того совестно, не устояла, проболталась. А тут еще и стыдно будет, когда он станет мне пенять.

— Не сомневайся, все сделаю в лучшем виде.

Это цесаревич бросил уже через плечо, удаляясь в направлении своих покоев. Разумеется, видеть при этом довольную улыбку Елизаветы он не мог.

А что такого? Имеет право. Вон как все ловко разыграла. Куда в первую очередь бросится Меншиков, узнав о том, что Николая призвал царь? Правильно, к покоям Дмитрия. А куда он направится, узнав о том, что Николай у батюшки пока не появлялся? Сюда, в кабинет. И только в самую последнюю очередь к Ксении.

Нет, в том, что этот проныра узнает новость, едва ступив за кремлевскую стену, Лиза не сомневалась. Но он ведь понимает, что никто иной, кроме государя, рассказать о том Николаю попросту не решится. Так что остается только ждать.

— Здравия тебе, Елизавета Дмитриевна, — поклонившись, поприветствовал ее Меншиков.

Ждать этого прохиндея пришлось недолго. Вот он, весь покрыт грязевыми разводами. Уж неделю как стоит бабье лето, а потому дороги просохли и покрылись мягким пыльным покрывалом. Вот и денщику досталась его доля. Эдакая плата за спешку.

Только сейчас, глядя на запыхавшегося Меншикова, Лиза до конца осознала, насколько тот злопамятен. Ведь при всей своей жадной натуре не захотел воспользоваться случаем и припереть Ивана к стенке. А с Карпова есть что взять. Хоть клинок булатный, хоть пищаль иль пистоли, равных коим нигде не сыскать. Нет, этот настолько обижен на Ивана, что готов без раздумий его погубить.

— А-а, это ты Алексашка, — не здороваясь, с некоторой ленцой и вальяжностью произнесла Лиза. — Отчего же ты не поздоровался со мной в Стрелецкой слободе? Чай, на одном подворье были.

— То так, царевна. Да только запамятовал я о поручении, даденном мне цесаревичем. Вот и испугался, что осерчает. А рука-то у него тяжелая. Потому и спешу с докладом.

— А о чем доложить-то спешишь? Уж не о том ли, что домогался меня, за руки хватал и в уголку прижимал, в любви клялся и мир ради меня перевернуть грозился? — глядя прямо в лицо Меншикова, ошалевшего от подобного заявления, спокойным и уверенным тоном спросила она.

— Н-не было того, — запнувшись, выдавил из себя денщик.

— Ну так и того, что ты вроде как видел, тоже не было. Но ты-то уверился в ином. И как думаешь, кому батюшка и братец поверят, тебе иль мне? А я на том перед образами присягну. И ведь не больно-то и солгу. Видела пару раз, какими глазами ты на меня глядел.

— Это Ваньку от дыбы не спасет, — упрямо буркнул Меншиков.

— Так и тебе добром не обернется. А потом, Ваня — он сильный. Оно, конечно, тяжко ему придется на дыбе. Но он сдюжит. А вот я от своего не отступлюсь и стоять на том буду, пока тебя на Лобное место не потащат. Умерь свой пыл, Алексашка. И Ивана обходи десятой дорогой. Понял ли? — буравя его ненавидящим взглядом, закончила Лиза.

Признаться, такой царевну видеть денщику еще не доводилось. Николая — того да. А вот она перед Меншиковым всегда представала в образе мягкой, ласковой, пушистой и веселой. А тут… Ну прямо тигра зубатая из царева зверинца.

— П-понял, царевна, — наконец выдавил из себя Меншиков.

— Ну а коли понял, поди прочь, червь.

Ну а что ему оставалось делать? Поклонился и попятился, как рак. А еще порадовался тому, что не застал цесаревича. Потому как тогда бы беды не миновать. Ну не ожидал он, что Лизавета так беззаветно бросится на защиту своего Ваньки.

И ведь Алексашка не сомневался, что свою угрозу она исполнит. Было что-то такое эдакое в ее облике, заставившее его поверить сразу и бесповоротно. Сомнительно, что подобное заступничество спасет Карпова, но и его, Меншикова, погубит. А такого ему не надо.

Поэтому он предпочел сдать назад и затаиться. Опять. И счет к Карпову оттого только многократно вырос. Ничего. Посчитается еще. Дайте только срок. А дуриком переть напролом — он ума еще не лишился.

Елизавета провожала понурившуюся фигуру денщика братца с нескрываемым торжеством. Ее просто переполняла гордость за себя. Нет, не из-за одержанного верха над этим червем. Больно много чести. Только что она встала на защиту своего любимого и, провернув интрижку, сотканную буквально на коленке, сумела отвести от него неминуемый удар.

— Ничего не бойся, Ванечка. За тебя я любого в порошок сотру.

Девушка вновь усмехнулась, отвернулась и, огладив толстую косу, покоящуюся на ее груди, степенно направилась в покои братца. Очень уж ей хотелось пообщаться с Ксенией. Каково оно, когда в тебе зарождается новая жизнь? Ей это было страсть как интересно.

Глава 4 Союзник