Иногда мне кажется – это сон. Что ничего такого не было. Конечно, Коленька был: я до сих пор ощущаю тяжесть на своих руках, лишь только приподнимаю локти от стола или подлокотников кресла. Но вот снайпер, которому я выстрелила в руки, что с ним на самом деле? Может, он перевязал свои отбитые кисти, раздробленные кости и смылся куда подальше? По дороге ему оказали помощь наивные дончане, он перебрался в лагерь для беженцев, ибо рук нет – никто не проверит, снайпер он или нет? И наколки отвались вместе с отстрелянными предплечьями. Выжил гад!
А вот Нестор наверняка попал в плен. И его держал где-нибудь в застенках.
Саныч! Ты что молчишь?
Бедный, спившийся Саныч!
Инсульт – вещь тяжёлая, печень – если она пропитая, имеет багровый оттенок. Наши внутренности – бедные, тяжеловесные, пахнущие кровью. После жилье обрастает тоже запахами человека: его старостью, немощью, утлыми рубахами, разбросанными по дому, стоптанными тапочками, мозолями, болячками…
Секта – это страшное, это отстранённое от дома и его запахов, этих несмолкаемых мшистых колокольчиков обоняния. Секта – это плен, тлен, гниение, подвал, темница, отторжение. Уход из дома. Какими бы светлыми не были обещания зазывал, какие бы пучки солнца не обещались, какие бы трели не пелись, какие бы звёзды не манили – но секта требует отречения человека от всего ему привычного. И говорит – теперь твой дом эта секта, теперь твои мать-отец – секта, весь спектр чувств – секта, отдай ей себя, свою жизнь и свои деньги. И Алька отдала.
И Нестора заставили отдать.
Точнее его телесную оболочку, документы, деньги, которые были у него в кармане куртки, продукты питания, гуманитарную помощь, которую он вёз детям.
И оставили умирать Нестора в яме. Они сказали:
– Не будем тратить патроны на этого субтильного. Сам умрёт. Из ямы не выбраться. Со связанными руками и ногами. С заткнутым кляпом ртом.
Их было трое.
Не надо говорить – ой, этих сектантов, неоязычников ввели в заблуждение. Их вынудили быть жестокими. Они столько убили людей! Пожалейте их! Это ложь! Эти трое могли бы не связывать руки Нестору. Не плести узлы на лодыжках. Не заталкивать вонючую тряпку в рот.
Нестор долго мычал. Стонал. Никто не откликался. Руки! Как развязать, отпороть ленту? Ладони затекли, плечо было вывернуто, от боли хотелось выть и орать. Этими руками Нестор гладил любимую. Прижимал её к себе. Ласкал. А теперь – эти руки посиневшие затёкшие, бессильные. На краю ямы свисли ягоды – красные сочные. Нестор руками дотянулся и прижался к ягодам, их сок впитался в клейкую ленту. Растёкся влажно и вожделенно по клеёнчатой поверхности. От боли в плече Нестор снова отключился. Он очнулся от какого-то писка, от покусывания его ладоней, как раз в месте повязки. Нестор замер – кто это? Мыши? Бурундуки, прибежавшие на вкус ягод, которыми пропитался тугой узел повязки? Всё равно, лишь бы узел ослаб. О, кто вы, крысы мои?
…Любимый мой! Желанный мой! Неожиданный! Помнишь, помнишь, как ты стоял, прижавшись ко мне? Что ты говорил? Какие такие флюиды и флюидки, флюидищи мелькали между нами? Откуда ты, с какого марса? Твоя чёрная кожаная куртка, твоя чёрная большая иномарка. Ты что-то говорил, что-то произносил, прижал меня к себе, чмокнул в щёку. Ах, ты соблазнитель, искуситель мой! Малыш!
А Саныч? Он брат твой, он, чудесный твой братик, твой братище, брательник! Он простит нас, ибо великодушен, как неземное существо, а почти небесное, возносящееся. Да, Саныч груб, вспыльчив, неотёсан. Да, Полине было на роду написано – замужество с ним. И мытарство возле него, и служение ему, и отчаянная верность, пока не появился ты – Нестор! Ты создал Полину, как Галатею, ты написал «Слово о Любви», ты!
И ты полюбил её. И у брата увёл. И теперь здесь в яме умираешь!
У крысы было лицо Поли, были мелкие, белые, ровные зубы, она ими перекусила тугую ленту. Она потянула за рукав, дернула резко. И вывих вправился. Плечо встало на место. От боли Нестор снова ввалился в яму и отключился. Очнулся он от того, что солнце ярко светило пряом в глаза. Ягоды по-прежнему свисали, сами тянулись красными язычками, целуя Нестора в губы. Сок лился и лился. Кляп давно выпал сам, видимо, от крика боли, коим наполнился рот Нестора. И сок ягод наполнил гортань. И Нестор сделал глоток. Затем ещё один. И ещё. Ещё.
Нестор развязал тугой узел на лодыжках. И стал потихоньку выкарабкиваться из ямы. Край был сухим и глинистым. Нестор сделал шаг, покачнулся. Упал. И потерял сознание. И забыл, кто он такой. Это называется амнезия. Временная потеря себя.