Социализм для джентльменов

Против тех, кто крадет любым способом, кроме узаконенных капитализмом, издаются свирепые законы; и хотя женщина, производящая за 16-часовой рабочий день ценностей на 10 шиллингов, получает всего один шиллинг заработной платы; хотя никто не может ничего купить, не приплачивая к стоимости производства дани землевладельцу и капиталисту, однако, всякая попытка со стороны пролетария проделать подобную же операцию над собственником подавляется тюрьмой, кнутом, винтовкой, виселицей и всем моральным оружием остракизма, потери репутации и работы.

Но как бы велики ни были лицемерие и насилие капитализма, не они являются главными причинами власти капитализма над пролетариатом. В конце концов лицемерие редко импонирует тем, кто не желает ему поддаваться, а насилие проводится в жизнь при помощи самих пролетариев. Истинная и действительная приманка капитализма заключается в кажущейся возможности для каждого быть праздным.

Было бы бесполезным доказывать, что такой свободы не существует для всех, что если Адольф живет в праздности, то Джек и прочие должны работать за него и таким образом лишаться своей доли свободы. Какое до этого дела Адольфу? И кто не надеется быть Адольфом, хотя бы случайно, хотя бы на один день, на неделю? В ту минуту, когда социализм выступает на сцену с своей программой всеобщей промышленной и гражданской трудовой повинности, разница между Деканом Инджем и трудовой партией исчезает: они готовы претерпеть все, даже капитализм в худшем его виде, лишь бы не потерять права в любой момент бросать работу и веселиться. Таким образом, их жажда свободы держит их в рабстве. И после самых решительных попыток улучшения своего положения они терпят поражение и возвращаются к беспросветной тяжелой работе под скрытой, но непреоборимой, угрозой голодной смерти.

Какая жуткая комедия в том, что пролетарии лелеют это право на праздность, которое держит их в рабстве, не только как привилегию, но и как свое оружие. Они называют его правом стачки, не замечая, что оно представляет собой лишь особый вид права на самоубийство или на голодную смерть у порога врага. Это безумие достигает высших пределов в идее всеобщей стачки, единственного вида стачки, которая не может иметь даже временного успеха, так как чем полнее была бы такая забастовка, тем внезапнее и позорнее был бы ее неуспех. Идеальной стачкой является мгновенная стачка официантов в модном ресторане, которая не бьет никого, кроме врага, загоняя его на время в тупик, делая его тем самым сговорчивым и склонным идти на жертвы. Всеобщая же забастовка – всеобщее самоубийство. Наполеон, который предложил бы перевести свое интендантство из кухонь в траншеи, был бы посажен в сумасшедший дом. А французская генеральная конфедерация труда, раздираемая спорами между коммунистами, синдикалистами, тред-юнионистами и всякими другими «истами», вполне солидарна лишь в своей приверженности к идиотскому набору фраз, называемому Амьенской хартией, из которой нельзя извлечь ничего понятного, кроме утверждения, что спасение труда заключается во всеобщей забастовке.