Социализм для джентльменов

«Золото Рейна» наименее популярная часть «Кольца». Причина этого в том что ее драматические моменты находятся абсолютно за пределами сознания тел людей, чьи радости и печали всецело принадлежат к разряду домашних и личных и чьи религиозные и политические идеи чисто условны и пропитаны предрассудками. Для них «Золото Рейна: – это борьба за кольцо между полдюжиной сказочных персонажей, борьба, которая влечет за собой бесконечную брань и надувательства, а также длинное действие в темном отвратительном руднике сопровождаемое мрачной неблагозвучно; музыкой, и за все это время на сцене ни разу ни появляется ни красивый молодой человек, ни хорошенькая женщина. Только те, кто обладает более широким кругозором, затаив дыхание, следя за этой борьбой, видя в ней всю трагедию истории человечества и весь ужас тех дилемм, решения которых избегает современный мир.

Есть одна предвзятая точка зрения, которая безнадежно сбивает с толку зрителя, если только его заранее не предупредили о ней или если он от природы не свободен от нее. При старомодном порядке мироздания сверхъестественны персонажи неизменно задуманы как стоящие выше человека и в добре, и зле. В современном же гуманитарном по рядке мироздания, принятом Вагнером человек стоит выше всех.

Забавно видеть, как среди всех эти: глубоких идей Вагнер все еще полон внедренного в него театрального профессионализма и вводит эффекты (которые теперь кажутся нам старомодными и слишком сценичными) с такой энергией и пылом, точно в них-то и заключается самое высокое его вдохновение.

Юноша Зигфрид, которого никакой бог не научил искусству быть несчастным, не унаследовал неудачливости своего отца, но зато унаследовал всю его отвагу. Отцу его были свойственны постоянство и благодарность; сын не знает иного закона, кроме своего настроения; ненавидит безобразного карлика, выняньчившего его; приходит в ярость, когда тот претендует на какую-либо благодарность за свои нежные заботы, – словом, является вполне аморальной личностью, прирожденным анархистом, идеалом Бакунина, предварением «сверхчеловека» Ницше.

Философски плодотворным элементом в первоначальном замысле «Смерти Зигфрида» была концепция Зигфрида как типа здорового человека, сумевшего возвыситься до полного доверия к своим импульсам путем интенсивной и радостной жизнеспособности, которая выше страха, выше немощной совести, лукавства и сопровождающих их притворства и нравственных костылей закона и порядка. Нашим поколениям, отягченным сознанием своей вины и одержимым совестливостью, такой тип представляется необычайно привлекательным и радостным. Мир всегда восторгался человеком, избавившимся от совести; начиная от Пепча и Дон-Жуана и кончая Робертом Макэйром, Джеремией Дидлером и клоуном в пантомиме, он всегда привлекал обширную аудиторию. Но до сих пор (то есть до Вагнера) его, соблюдая приличия, всегда под конец предоставляли дьяволу.

С того момента, как «Кольцо» переходит из музыкальной драмы в оперу, оно также перестает быть философским и становится дидактическим. Философская часть является драматическим символом мира, каким Вагнер его видит. В дидактической части философия вырождается в предписание романтического «патентованного средства» от всех человеческих бед. Вагнер (в конце концов и он всего только смертный) подобно любому из нас поддался мании панацеи, когда его философия истощилась.

В обоих произведениях («Кольцо Нибелунгов» Вагнера и «Освобожденный Прометей» Шелли) дан один и тот же конфликт между человечеством и его богами и правительствами, конфликт, кончающийся освобождением человека и от их тирании, путем роста его воли, переходящей в совершенную силу и в полное доверие к себе. И оба (художника) впадают в торгующий, панацеями дидактизм и выставляют любовь как средство от всех зол и решение всех затруднений.

Если бы история Германии с 1849 по 1876 год была историей Зигфрида и Вотана, переложенной соответственно тональности реальной жизни, «Гибель богов» была бы логическим завершением «Золота Рейна» и «Валькирии», а не тем оперным анахронизмом, каким она в действительности является.

Оба они (Маркс и Вагнер) предсказали конец нашей эпохи и, поскольку можно предугадать, предсказали его правильно. Они также довели ее промышленную историю до 1848 года и выказали гораздо большую проницательность, чем современные им академические историки.