Что же касается различия “форм получения дохода”, то и здесь лучше всего просто процитировать Ленина: “Искать основного отличительного признака классов общества в источнике дохода — значит выдвигать на первое место отношения распределения, которые на самом деле суть результат отношений производства. Ошибку эту давно указал Маркс, назвавших не видящих ее людей вульгарными социалистами”.60 Вернемся поэтому к отношениям производства.
А реальные производственные отношения на анализируемом этапе развития социализма складывались в соответствии с объективными законами этого развития и знать не желали ни о каких теоретических упражнениях. Теоретики дискутировали об особенностях “двух форм собственности”, а райком не мудрствуя лукаво безо всяких там теорий совершенно одинаково командовал что фабрикой, что совхозом, что колхозом, ибо, в отличие от упомянутых теоретиков, в полном соответствии с действительным положением вещей считал не конкретный коллектив или абстрактное государство, а именно себя распорядителем (хотя и не владельцем!) и “государственных общенародных”, и “кооперативно-колхозных” средств производства (существовавшие формальные различия без малейших затруднений преодолевались практически). Именно он (как и другие уровни и участки номенклатуры — каждый в соответствии со своей компетенцией) фактически назначал и снимал руководителей заводов и колхозов, определял направление деятельности этих предприятий, их степень развития, производственные связи, систему и уровень оплаты и все остальные вопросы упоминавшейся выше “общественной организации труда” (иногда вплоть до вопросов технологии), полностью таким образом нивелируя любые возможные различия в “уровне обобществления”.
Таковы были методы идеологической “подмены” тех реальных классовых отношений, которые достаточно полно сложились в нашей стране уже к середине тридцатых годов. Однако господствующая социальная группа (номенклатура) слишком сильно выделялась на общем социальном фоне, чтобы можно было в анализе социальной структуры общества вот так просто ограничиться “двумя дружественными классами и прослойкой”. Нужно было как-то объяснять это социальное явление. И тогда был изобретен еще один прием — представление номенклатуры (а точнее, особо одиозной ее части, на которой и стремились сфокусировать основное внимание, превратив ее в мишень для критических стрел) в качестве некоторого “внесистемного” (т.е. не входившего “законным” элементом в официально признанную социальную структуру) образования — бюрократии. Прием оказался настолько удачным, что последствия его применения сказываются до сих пор, разве что в качестве упомянутой “бюрократии” и в обыденном представлении, и в теоретических рассуждениях выступает теперь уже вся номенклатура, которой и приписывается вина за все наши действительные и мнимые беды. При этом соответствующие общественные отношения выводятся за пределы основных производственных отношений (прежде всего отношений собственности), вопрос переводят в плоскость политическую (и даже нравственную), уводя от анализа реально существующего положения в некий фантастический мир. Несмотря на мистификацию ими реальных общественных отношений, представления о демонической роли “бюрократии” настолько распространены, что оставить в стороне этот вопрос сегодня просто невозможно. Посмотрим же, как обычно представляют себе сущность и роль этого социального пугала.