Социология публичной жизни

С социологической точки зрения свободная воля наверняка не может отождествляться с произвольностью или абсолютной необоснованностью собственных действий. Факторами, сдерживающими эту произвольность, являются уже упоминавшиеся аспекты субъектной действенности, т. е. опыт, целесообразность действий и их оценка в прагматических и нравственных категориях. К этому надо добавить мысленно представленные в воображении реакции lebenswelt (жизненного мира, мира живого опыта) (если воспользоваться хабермасовской формулировкой), о которых индивид догадывается и которые учитывает, когда принимает решение по поводу выполнения определенного действия (или его прекращения). С другой стороны, свободная воля – это вовсе не только узкая тропинка возможности между разнообразными жизненными необходимостями, поскольку определение внешних ограничений в фаталистических категориях неотвратимых необходимостей тоже формируется не только опытом, вынесенным из прошлого, и не только случайными обстоятельствами, сопровождающими то или иное действие в настоящем, но также силой убежденности в шансе переломить эти внешние обусловленности даже вопреки тому опыту, который существовал до сих пор. Именно такого рода убежденности бывают источником переломов в науке, спорте, искусстве, политике или религии (например, возникновения христианской религии, которая перешагнула через каноны иудаизма).

Если бы не существовала относительно автономная действенная субъектность, если бы, одним словом, все человеческие действия в публичной сфере подчинялись ригоризму строгого, сурового детерминизма и только в его рамках поддавались объяснению и предсказанию, то – как уже упоминалось – понятие гражданства было бы идеологической фикцией. Потому что субъектность является необходимым условием функционирования в роли гражданина, тогда как реальные последствия реализации этой субъектности в публичной жизни должны приводить к появлению отличия этого положения дел от того положения, в котором указанная субъектность не реализуется. Следовательно, это должна быть действенная субъектность. Если субъектности нет, если все поведение человека удается полностью свести к структурной обусловленности, то достаточно всего только манипулировать структурными условиями, чтобы «граждане» (словно роботы или собаки Павлова) стали вести себя в соответствии с ожиданиями манипулирующего ими патрона. Если же субъектность сохранена (поскольку ее существование либо отсутствие не зависит от воли патрона, а представляет собой атрибут индивидов или социальных групп), но ее реализация безразлична с точки зрения последствий для публичной жизни (поскольку, например, воля граждан не принимается во внимание, как это часто случается в авторитарных режимах), то тогда понятие гражданства тоже является пустым, ибо отсутствие действенности (или как минимум чувства действенности) ограничивает либо даже элиминирует смысл субъектности. Следовательно, субъектность (если мы хотим сохранить ее существовавшее до сих пор понимание) не может носить потенциального характера, потому что она существует лишь настолько, насколько реализуется и проводится в жизнь.

Индивидуальный и коллективный актор

Как я уже упоминал, понятие «социальный деятель» (actor) может относиться как к отдельному лицу (тогда мы говорим об индивидуальном акторе), так и к группе лиц (в этом случае говорится о коллективном акторе). Мантерис, обсуждая концепцию Парсонса, обращает внимание на тот факт, что «актор, понимаемый как действующий субъект, как активная сторона системы действия, ориентирует свое действие на достижение определенной цели. Телеологическое толкование действия является здесь основным, ибо цель касается такой конфигурации объектов, которая не возникла бы, если бы не деятельность актора» (Manterys, 2000: 155). Актор, следовательно, это субъект, чья деятельность вносит в социальную жизнь какую-то перемену (пусть даже мелкую).

Та часть социальной жизни, которая протекает в публичной сфере, в принципе обустраивается коллективными акторами. Это, естественно, не означает, что отдельные индивиды не оказывают никакого влияния на ход публичных дел, но объединение сил и придание им какой-то организованной формы значительно увеличивает возможности воздействия на публичную жизнь. В данном случае размер имеет значение. И именно поэтому мы наблюдаем на публичной сцене разнообразные формы объединения – от слабо структурированных, почти свободных групп и общественных движений до формализованных организаций с сильно кодифицированными взаимоотношениями и способами деятельности. Такие группировки получают также атрибуты действенной субъектности и становятся коллективными акторами публичной сцены. А в качестве иллюстраций пусть нам послужат политические партии, профсоюзы, экологические или феминистские движения.