Социология публичной жизни

Субъектность же иногда трактуется как пространство творчества, случайности и более или менее спорадического выбора, и поэтому ее не удается охватить никакими структурными схемами. При такой трактовке – на что, в частности, обращает внимание Арчер (Archer, 2000: 307) – акцентируется, однако, взаимосвязанная природа этих двух измерений общественной жизни. Принятие предпосылки о наличии такой взаимной связи (т. е. что структура формирует субъектность человека, но вместе с тем его субъектность, а точнее ее последствия, проявляющиеся вовне в деятельности автономного социального актора, воздействуют на форму социальной структуры) позволяет распутать и в конечном итоге устранить указанное противоречие между субъектностью и структурой, которое иначе вело бы к парадоксам.

Штомпка определяет социальную структуру как «скрытую сеть устойчивых и регулярных связей между составными элементами общественной реальности, которые значимым образом контролируют их деятельность» (Sztompka, 1991: 59). В свою очередь, Хейс – в довольно похожей системе исходных предпосылок – определяет социальную структуру как понятие, означающее «те внешние проявления общественной жизни, которые не удается свести к индивидам и которые достаточно устойчивы, чтобы выдержать прихоти тех индивидов, кому хотелось бы их изменить; речь идет о таких проявлениях, которые обладают своей внутренней логикой и динамикой, способствующей их репродукции во времени» (Hays, 1994: 60). В таких трактовках из общего понятия социальной структуры (которому давалось определение в предшествующих главах) абстрагирован только тот ее аспект, который непосредственно отвечает за обусловленность человеческого действия.

Как следствие, понимаемая таким образом социальная структура, что констатирует Хейс (Ibid.: 61, passim), принимает три значения. Во-первых, она создается социальными акторами и функционирует как «форма», к которой эти акторы приспосабливаются. «Другими словами, люди создают определенные формы социальной структуры, а вместе с тем социальные структуры создают некоторый тип людей». Во-вторых, социальные структуры, с одной стороны, составляют ограничение для индивида, но с другой – «снабжают» нас социальной идентичностью, а также инструментами для творческих и трансформационных действий, что, в свою очередь, является условием существования человеческой свободы. Здесь прочитывается влияние Гидденса (Giddens, 1984: 177), который ранее сильно акцентировал эту двойственность взаимоотношений между структурой и субъектностью. Он писал, что «все структурные свойства социальных систем в такой же мере открывают возможности, как и ограничивают индивида». И наконец, в-третьих, Хейс, на сей раз вслед за Сьюэллом (Sewell, 1992), выделяет разнообразные уровни социальной структуры, которые в антропологическом смысле могут быть «глубже» или «мельче», более жесткими и более эластичными, более либо менее податливыми для изменений под воздействием тех или иных действий социальных акторов. Самые глубокие из них, достигающие «элементарной структуры» Леви-Строса (Levi-Strauss, 1970: 112), иначе говоря основополагающих взаимоотношений родства, представляются самыми прочными и относительно наиболее устойчивыми к субъектной деятельности социальных акторов. Другие, не столь «глубокие» структурные уровни (например, место в структуре власти) более эластичны в том смысле, что они в большей степени поддаются целенаправленным действиям социальных акторов, в результате чего могут подвергаться изменениям. Наиболее наглядным и зрелищным проявлением этого является радикальное изменение общественного порядка, в результате которого не только подвергается смене вся властная элита и механизмы рекрутации в состав элиты, но также происходят существенные перемены в правилах социальной мобильности и (вообще говоря) возрастает ее интенсивность. В итоге, как пишет Хейс, «действенная субъектность объясняет создание, воспроизведение и превращения социальных структур; в свою очередь, эту субъектность удается реализовать благодаря возможностям, которые создаются позицией, занимаемой в социальной структуре, но в пределах ограничений, налагаемых на актора социальной структурой; что же касается способности субъекта к воздействию на социальную структуру, то она дифференцируется в зависимости от податливости, силы и устойчивости этой структуры» (Hays, 1994: 62).