Социопат по соседству. Люди без совести против нас. Как распознать и противостоять

Студентка Кольберга, Гиллиган тоже интересовалась развитием теории универсальных стадий нравственного развития, но она решительно не согласилась с ограниченным содержанием стадий, предложенных Кольбергом. Кольберг, по ее словам, создал модель нравственного суждения, основанную на «этике справедливости» и сконцентрированную на «правилах», будь они конкретными или абстрактными. Гиллиган считала, что он выявил только «этику справедливости», потому что брал интервью исключительно у лиц мужского пола, и что, если бы он опросил женщин, получилась бы совершенно другая система идеалов. Опрашивая женщин, принимавших важные решения в своей жизни, она обнаружила, что эти женщины думают о том, что нужно делать с точки зрения заботы, а не размышляли над «правилами». Женщины, полагала Гиллиган, выносили моральные суждения в соответствии с «этикой заботы», нежели чем с мужской «этикой справедливости». Она предположила, что так происходит, потому что девочки идентифицируются со своими матерями и, как правило, их опыт отношений в семье подчеркивает межличностную отзывчивость.

Гиллиган красноречиво доказывала, что ни одна из точек зрения не лучше другой, но что две этики просто отражают два разных голоса. Мужчины говорили о привязанности к общественным и личным правилам, а женщины – о привязанности к людям. Нравственное развитие женщин, по словам Гиллиган, было основано не только на изменениях в когнитивных способностях, но также на изменениях в способах восприятия себя и окружающей среды, связанных с созреванием. Постконвенциональное суждение женщины относительно дилеммы Хайнца будет ссылаться на важность его отношений с женой и может утверждать также, что требование аптекаря было аморальным, потому что он позволяет кому-то умереть, хотя может что-то сделать для предотвращения этого. Гиллиган убеждена, что постконвенциональная аргументация женщин направлена на то, чтобы не причинять вреда себе или другим, что является более конкретным и относительным, а во многих отношениях и более требовательным, чем такой принцип, как общая святость жизни.

Социопаты не могут любить, высоких ценностей у них нет по определению, и они почти никогда не чувствуют себя комфортно сами по себе.

Благодаря Кэрол Гиллиган психологи и педагоги теперь понимают, что моральная аргументация имеет более одного измерения и что люди нравственно развиваются более сложными способами, чем мы полагали до этого. В последние двадцать лет новые исследования показали, что как женщины, так и мужчины могут руководствоваться и «этикой заботы», и «этикой справедливости» в своем моральном суждении [85]. Эти два голоса сливаются в сложные хоры, а гендерные различия гораздо изощреннее, чем единственная недвусмысленная линия между всеми женщинами и всеми мужчинами.

Теперь мы знаем также, что, вероятно, универсальных этапов нравственного развития, через которые повсеместно проходят все люди, даже если разделить человечество на две части по полу, нет.

Культурный релятивизм существует даже в сфере нравственности. И если моральное суждение имеет два измерения, одно из них – справедливость, а другое – забота, тогда почему не может быть три измерения, или сотни, или больше? Почему не столько перспектив, сколько может быть ситуаций, ценностей и способов воспитывать детей?

Одна из иллюстраций значимости контекста и культуры в моральном суждении – работа Джоан Миллер и Дэвида Берсоффа из Йельского университета [86]. Миллер и Берсофф изучали американских детей и взрослых из Нью-Хейвена, штат Коннектикут, в сравнении с детьми и взрослыми индуистами из города Майсур, что на юге Индии. Они указывают, что американская культура поощряет весьма индивидуалистические взгляды на себя и личные достижения в отличие от индуистской культуры, которая учит взаимозависимой концепции «я» для обоих полов – ценности постоянных связей с другими людьми и подчинению личных амбиций целям группы.