Социум

— Мальчик мой! — растирал он пьяные слезы по битому лучевой болезнью лицу. — Это же как в лотерею выиграть! Да с таким диагнозом тебе в любой округ можно! Пробуйся в контролеры. Ты у меня парнишка башковитый!

— Почему в контролеры? — хлопал ресницами семилетний Елисей, глядя, как кадык отца проталкивает по луженому горлу антифриз. Контролер, проводивший осмотр, ему не сильно понравился, а других Елисей не видал.

— По кочану, — крякал отец, опуская стакан. — Фобии должны помогать в работе, сынок. Политика Компании, — многозначительно тыкал он пальцем в потолок. — Тебе одному оставаться нельзя — стало быть, с людьми надо работать. Общаться. А это не каждому дано, вон погляди хоть на чистюль.

Елисей крутил головой, но все папины гости были совсем не чистые, а скорее даже наоборот.

— А контролеры — это ж белая кость! Офис! Пинджак с галстуком и соя в пайке!

— Конечно, в контролеры, — подливал себе дармовую выпивку дядя Афонтий, боевой товарищ отца, — в эсбэшники твоего хлюпика точно не возьмут. А вот моего головореза я на Стену пристрою, — отвешивал он звонкого леща белобрысому отпрыску. Тот кривил щербатый рот, но продолжал ковырять подсохшие корки на сбитых костяшках. Судя по количеству следов от зубов, белобрысый тоже не любил одиночества. — Мне начальник караула на Южных Воротах по гроб жизни должен! Верные до конца, помнишь же, Аристарх?

Папа вспоминал часто. Особенно во сне. Будил дикими криками и Елисея, и жителей соседних хибар.

— Верные до конца! Вечная память героям Последнего Рейда! — гаркал отец и снова опрокидывал стакан.

Когда старики повалились навзничь и захрапели, щербатый протянул Елисею чумазую ладонь. На мизинце светился изумрудным только что активированный эмо-датчик.

Нового друга звали Фрол. Дружить с ним всегда было накладно. Но других в жизни Елисея больше не случилось.

Становилось хуже.

Елисей шумно дышал и держал темп, но все равно становилось хуже. Оставалось последнее средство — медитация, но до беседок было еще минут десять ходу.

Елисей воровато огляделся и перешел на бег.

На тротуаре у самой беседочной площадки он едва не упал, оскользнувшись на мокрой брусчатке. Поломойки, дежурившие по ночам, ленились выставлять предупреждающие знаки, особенно в таких местах.

Беседки размещали в каждом округе за счет средств Службы демографического развития. Демографы полагали, что встречи на нейтральной территории поспособствуют росту межполовых отношений и образованию новых ячеек общества. Чтобы способствовать не только развитию, но и благоприятному итогу таких отношений, будки из непрозрачного пластика могли запираться изнутри на засов.

В округе «чистюль» особого проку от беседок демографам добиться не удалось. Чаще, чем парочки, в Четвертом их использовали страдающие от никотиновой зависимости. Один такой бедолага пускал ароматные облака пара у левой крайней будки. Елисей забрал вправо.

Дверь в беседку была распахнута. Елисей пулей влетел внутрь и грохнулся на дюралевую лавочку. В темноте он выпрямил спину, задрал подбородок и закрыл глаза. Несколько раз глубоко вдохнул. Соединил кончики указательного и большого пальцев. Положил кисти на колени ладонями вверх и запустил мантру.

— Я — это не мое тело, — думал он на вдохе.

— Я — это не мой разум, — с выдохом думал он.

Я — это не мое тело.

Я — это не мой…

Твой. Твой. Твоя. Вина.

«Это по твоей вине завтра утром больную мизофобией женщину отправят в самое грязное место в Эдеме. Знаешь, что с ней там будет?»

— Она совершила преступление!

«Она спасала своего ребенка. Тебе не понять. Ты же так и не смог стать родителем».

Вдох:

— Я… Я — это… Я — это не моя вина.

«Твоя, твоя. Это по твоей вине рыжая девочка не найдет своего папу. Она ослепнет и сойдет с ума в темноте. Одна. В полном мраке. По твоей вине».

— Твою мать! — заорал Елисей.

У дальней беседки никотинщик спешно заскрипел по брусчатке подошвами кед.

От крика сработали датчики энергосберегающих светильников. Воздух наполнился гудящим электричеством.

Елисей потер ноющие виски и открыл глаза. Кольцо на мизинце предупредительно пульсировало алым. Если цвет станет ровным, он уже не сможет объяснить показания регистратора. Никакая выдумка не убедит дешифровщиков сигнала.

— Твою мать, — зло процедил Елисей и скинул пиджак. Рванул за внутренний карман. Хрустнули швы. Лопнул нейлон подкладки. Елисей запустил в прореху пятерню и нашарил в тайнике непочатую пачку бензо.

Через секунду на зубах уже хрустела оболочка, а рот наполнялся вяжущей горечью.

Через три минуты вдоль позвоночника поползла знакомая волна. Не такая горячая, как в первый раз, но и этого должно было хватить.

— Так, — протянул Елисей, когда тепло ударило по затылку. — Давайте-ка разберемся, господин Ведущий контролер эмоциональной стабильности. Как это так вышло, что после пяти лет успешного сокрытия нашей маленькой тайны ты чуть не прокололся на таком пустяке, а? Что это нас так в панику-то кидает, а, господин контролер? Ну-ка расскажи-ка мне, откуда такая чувствительность к проблемам поломоек?