Социум

— Если вожак глух, — Леферт покосился на портрет губернатора, исполненный в льстивой парадной манере, — если руки связаны… Если сердца бьются в едином порыве…

Гальвано, новичок в канцелярии субгерцога, изо всех сил старался не отстать от летящей начальственной мысли и не заблудиться в метафорах.

— Нужен правильный человек, — наугад сказал он, нервно теребя двухцветный шнурок на запястье, — и все само устроится!

Леферт замер с открытым ртом и пристально посмотрел на секретаря. Стало слышно, как за окном резиденции призывно чмокает и чавкает птица-карапушка.

— Хорошо, что вы прониклись моей идеей! — кивнул субгерцог. — Промедление коме подобно! Историю творят одиночки, но вдвоем вам будет проще. Через тридцать минут забронирован слот на Анфиладе. Поторопитесь! Судьба Нуэва-Катальи висит на нашем общем волоске!

Габриэль и Гальвано получили все необходимое от приземленного и практичного обер-секретаря. Полчаса спустя они шагнули в пятый мир Анфилады. Из него в четвертый, где перешли в другую Анфиладу.

Сиреневые солнца и безлунные пустоши, летающие острова и огненные реки мелькали за толстыми хрустальными стенами транзитных коридоров. Поддержание открытых пространственных проколов между звездными системами съедало чудовищное количество энергии. Анфилады — цепочки по семь-восемь миров, соединенных, как бусины, одним сквозным проколом, потребляли на порядок меньше, чем последовательные попарные соединения. Маршрут секретарей напоминал движение по сетке кроссворда.

В мире серых зданий и мерцающих вывесок они нашли узкую улицу и поднялись по узкой лестнице. Дверь им открыло отдаленно похожее на человека существо в халате с кистями. Взъерошенная и не слишком густая шевелюра, заплывшее лицо с глазами-щелочками, убойный запах недопереваренной спиртосодержащей жидкости. Существо оглядело Габриэля и Гальвано с ног до головы — юных, чистеньких, официозно-нарядных, одетых в дорогое и похожее:

— Сбежали из богатого детдома? Почему ко мне?

В голосе в равных долях присутствовали любопытство, скука и презрение.

— Вы — Олеф? — полуутвердительно спросил Габриэль.

— Тоже мне, новость, — ответил тот.

— Вам просили передать вот это.

Габриэль раскрыл ладонь и показал непримечательный синий камень с дыркой посередине. Олеф, и до того не выглядевший дружелюбным, заметно помрачнел. Подцепив камень двумя пальцами, он зашипел сквозь зубы:

— Глупцы! Молокососы! Сгиньте, пока не поздно… Вы не к тому пришли. Все целое в хлам, все живое в прах, надежда ранит, доверие убивает… Кто прислал вас ко мне — знает ли он, что делает, и что делает с вами?

И с ненавистью уставился на оторопевших посланников.

— Как вы сказали? — вежливо уточнил Гальвано, когда нарастающая тишина стала невыносимой.

— Я сказал, — Олеф спрятал камень в карман, — что лишнего кофе у меня нет. Займите столик в забегаловке внизу, я сейчас подойду.

Наступая на пятки друг другу, секретари устремились вниз. Запыхавшиеся, уселись в хлипкие кресла. Над столешницей засверкали предложения дня.

— Нас же предупреждали, — неуверенно сказал Габриэль. — Все это чревовещание… Нуэва-катальянцев на испуг не возьмешь, да?

Гальвано согласно закивал, но душу по-прежнему сжимал мокрый кулак. Хотелось сказать напарнику: давай встанем и вернемся, мог же этот Олеф куда-то переехать, миров не счесть! Лучше наврать субгерцогу, чем…

В свежей одежде и с дорожным саквояжем Олеф напоминал доктора. Бесцветный все знающий взгляд, насмешливо сложенные губы, добрые морщинки у глаз. Он сел на свободное место и спросил:

— Так что беспокоит?

Их беспокоило слишком многое, и из сбивчивого рассказа на два голоса Олеф вынес лишь никчемные цифры и проценты: рост валового продукта, снижение субсидий и рост налоговых отчислений в метрополию, ограничение самоуправления, квотирование местных инициатив.

— Подождите-подождите, — Олеф выставил перед собой руки и смачно, с оттяжкой зевнул. — Я не бухгалтер и не судья, не надо со мной так. Пейте кофе, думайте о хорошем. Вот это вот — что такое?

Он ткнул пальцем Габриэля в грудь, в значок. Тот скосил глаза на лацкан, гордо улыбнулся:

— Это цветок рассветной лианы, растет у нас на болотах. Вырастает иногда — вот такой! — Взмах рук едва не опрокинул соседний стол. — Карапушки устраивают в них гнезда. На ночь цветок закрывается — получается, что птицы спят как в домике!

— А у тебя что на руке? — повернулся Олеф ко второму секретарю.

— Меня зовут Гальвано! А это Габриэль!

— Не придумал пока, зачем мне это знать, но допустим. Так что на руке?

— Бабушка сплела оберег. Ну, от всего плохого. А цвета такие у нас любят — они же на флаге!

Олеф прикрыл глаза, погладил в кармане кончиками пальцев шершавую поверхность камня. Вокруг него летали невидимые искры и снежинки. От кофейной пенки вместе с паром ускользала чья-то история. В окнах домов напротив отражались тени еще не свершившихся событий.

— Это хорошо, что на флаге, — кивнул Олеф и встал. — Думаю, пора навестить Нуэва-Каталью.