Социум

Сообщение пришло — но другое. В пустом цветочном горшке на окне вдруг пророс кактус, так и растет с тех пор — папашка мой. Я его поливаю, как положено — в поддон, чтобы папа корячился и корнями доставал воду. И достает. Во-о-он уже какой вымахал — ушастый, колючий. Жалко, конечно, и иногда до ужаса хочется плеснуть в горшок воды от души, пей — не хочу, но с кактусами так нельзя, что поделаешь? Эх, папа, не мог бы ты орхидеей родиться? Или хотя бы гарденией какой-то? А лучше — жасмином. Стал бы фамильным деревом…

Но нет… Всегда ты был колючим, всю жизнь. Да и я оказалась плохой дочерью. Впрочем, если подумать, то дочерью я была самой обычной. Чего-то не понимала, чего-то не принимала, не звонила, не слышала… Почти у всех — то же самое, если говорить о «семейниках», конечно. Но зачем же и я — со всеми? И почему ты все-таки не кот? С котом хоть поговорить можно. Я и разговариваю, пусть до сих пор и не в курсе — с кем. А тебя в этом кактусе — хоть убей, не узнаю. Впрочем, я и при жизни тебя плохо знала.

Да и кто в наше время хорошо знает родителей?

Нет, надо отдать тебе должное — ты не отдал меня в квант-колыбель, как принято, как и поступают почти все. Хотя мамаша моя — вот уж с кем я совершенно незнакома — настаивала именно на этом. И вообще исчезла с горизонта, едва ты отстоял право на отцовство. Да что там — едва заявил на него. Не захотела иметь дело с семейником. Вроде бы наплодила потом еще пару-тройку детишек и всех сбросила в колыбели. Уж не знаю, оказались ли они «новыми душами», как я, или кем-то из вернувшихся. Да и неважно это. В нашем мире ты не имеешь права отказаться от родной души, если она стала котом или кактусом, или еще чем-то наподобие. Детям же лучше в квант-колыбели. Главное — скинуть новорожденного до того, как пискнет чип. Обычно все успевают.

Я покосилась на кота, деловито вылизывающего заднюю лапу. Розовый язык мягко скользил по черной шерсти. Янтарные глаза сверкнули на меня искоса, словно ненароком. Не ты ли один из этих, мамочкиных… Нет, вряд ли. Будь ты братом, хоть и сводным, — сообщение бы пришло. Наверное.

Я провела кончиками пальцев по кактусу.

А ты, папа, так и не связал свою жизнь больше ни с кем. Оброс колючками. Боялся, что снова засмеют семейника, отшатнутся, едва привыкнешь. А еще — боялся, что не примут меня. Даже приемная мать вправе сбросить ребенка в квант-колыбель, если чип промолчит. А с новой душой — чего ему пищать? Признаюсь, местами я жалела, что ты сам не засунул меня в колыбель. Нет, ну вы подумайте, в то время, как большинство детей росло, не зная никаких моральных обязательств — типа с днем рожденья поздравить или обед для отца приготовить, или долго и нудно рассказывать, как прошел день, а в ответ тоже чего-то выслушивать, — я была вынуждена, как в допотопные времена, расти приличной дочерью. Меня даже в угол ставили! Когда старую игрушку сломала. А еще — когда разбила любимую папину пепельницу. В квант-колыбели все это просто бы распылили и выдали новое. А тут же…

— Это память, Амелия. И к тому же кванто-купонов стоит. Надо ценить, что имеешь!

И прочие глупости. То есть тогда я считала — что глупости. Даже из дома сбежала. Думала: доберусь до ближайшей колыбели и сдамся. Сама.

Черный комок шерсти покончил с умыванием, громко уркнул и прыгнул мне на плечо, ткнулся мокрым носом в затылок — туда, где скрывается чип-душа. Я представила, как доброе наше квантовое божество считывает с чипа каждый мой шаг, каждую мысль и… Где в итоге после смерти окажусь я — глупая дочь и воровка чужих котов?

А до колыбели я тогда не добралась, хвала божеству.

Я даже встретила двоих колыбельников — мальчишек, рыжего и темноволосого, примерно моего возраста, лет десяти. Попросила отвести меня к их дому, не вдаваясь в подробности, и они даже согласились. Но было в них что-то… Холодное, что ли. Скользкое. Неприятное. Для начала они засмеяли меня за то, что назвала колыбель — домом. Мол, дома бывают только у грязных семейников, а у нормальных граждан — сначала колыбели, потом — ячейки.

А затем в кармане рыжего мальчишки что-то пискнуло и зашуршало. Он достал ручную серую мышку — я видела таких в зоошопах, где для особых любителей продавались обычные животные, без чьей-то чип-души. Жаль, у нас не хватало на них кванто-купонов. Впрочем, питомица рыжеволосого выглядела неважно — тяжело дышала, смотрела мутным взглядом, на усах висели капельки белой пены.

— По-моему, ей плохо, — осторожно сказала я.

— Да, загибается, — скривился пацан и швырнул мышь в траву.

Она упала на бок, заскребла лапами. Пискнула.

Я оторопело застыла.

— Но… А как же…

Мальчишки, успевшие отойти на пару шагов, обернулись.

— Да она бездушная, не переживай, — прищурился темноволосый. — Вот мне недавно канарейка на голову свалилась, и на чип сообщение бряк — это маман моя! И никуда ее не денешь теперь, прикинь? А зачем она мне? Я же ее не видел даже никогда. Ну, человеком…