Социум

Морозов видел, что космолетчик готов сорваться с места и побежать навстречу звукам и огням, и успокаивающе похлопал его по плечу.

— Потерпите. Через пару минут все станет понятно.

Действительно, прошло не более двух минут, и на освещенную прожектором грунтовку из леса вышла самая странная процессия из всех, какие видел на своем веку Морозов.

Человек сорок мужчин и женщин, чьи тела были разрисованы красным и белым, одетые в лохмотья и тряпье, а то и вовсе голые, несли на плечах сплетенный из веток и сучьев помост. Пылали факелы. Качались копья и дубины. На помосте не сидела даже, а восседала — нога в лубке, голова перевязана — лейтенант Космофлота Римма Голикова.

И еще — в такт шагам вся эта невозможная процессия пела, пела тоненькими детскими голосами, очень коверкая слова, и это вроде бы выглядело смешно, но на самом деле Морозов вдруг понял, что ему страшно.

Купии в макасине
Изиновую Сину.
Изиновую Сину
В кайсине пиисли.
Она пыла расиней,
Изиновая Сина.
Упая ис кайсины,
Исмасалась в гяязи!

— Римка! — закричал Сафронов и побежал навстречу процессии.

Девушка улыбнулась, помахала ему рукой. От здания Центроспаса к площадке спешили люди. В отелях зажигались окна, над Ривьерой в сиреневом небе скользнул, заходя на глиссаду, плоский, белый стратоплан — на Деметру прибыла очередная партия отдыхающих.

Дикари остановились, бережно опустили помост и столпились вокруг. Даже на таком расстоянии было видно, как они испуганы. Морозов сел на бордюрный камень, устало провел ладонью по лицу. Для капитана-лейтенанта и его невероятно везучей невесты все закончилось хорошо. Как в сказке.

Для Морозова и вышедших из джунглей людей все только начиналось…

Автор Третий . Смена парадигм

Понедельник

— И что это такое?

— Ты о чем?

— Я про тинни-винни, что сейчас от тебя на такси укатила.

— А, ну с ней вроде все нормально будет.

— Серьезно? Все нормально? Совсем поехавший? Меня мало? Кус раббак, Среды и Пятницы? Теперь еще и нимфеток трахаешь?

— Блеск, заводишься с полоборота. Главное, подобрать состав для зажигания.

— Может, со Средой и Пятницей тоже не спишь?

— Прекращай. Технически я спал с этой, как ты выразилась, «тинни-винни». Мой «пентхаус» три шага в длину, три с половиной в ширину…

— Это у тебя такие оправдания? В метрах на шаг квадратный?

— Левый угол от выхода — душ-генуя, правый — холодильник. Углы напротив заняты электрикой. В середине — кровать. Где мне еще расположить незваных гостей?

— Незваных, да?

— Да я вообще не знаю, откуда она взялась. Чуть ли не вломилась среди ночи. Я уж думал, гиббоны через охрану пробились. И стоит в соплях и слезах. Просилась переночевать, рассказывала какую-то ерунду.

— Врала?

— Врала.

— А чего пустил тогда?

— Ну, она очень странно врала. А гиббоны шумели по-честному.

— Ладно, допустим. Чего она наплела?

— Просилась на одну ночь. Говорила, что мать хочет сдать ее в аренду, а отчим насилует.

— Что из этого вранье?

— Эмоции. Давай мирно сядем, выпьем бозы, и я все по полочкам разложу?

— Уточнять не стал?

— Каля, кус раббак, стоит в дверях зареванная девчонка, под окнами перестрелка, а я буду выбивать признания о том, как именно ее насилуют?

— Ладно, проехали. Ну а чего она зареванная была?

— Ну, я-то вполне вменяемый, Каль. Пускать ее к себе у меня превеликого желания не было. Вот и давила на жалость. Но эти эмоции, они были какие-то ненастоящие. Словно ей это уже давно в привычку.

— Я тебе поражаюсь! Ты прекрасно видишь, как тебе врут, как тебя пытаются использовать, и потакаешь этому.

— К этому привыкаешь.

— Кус има шельха!

— Что?

— Ты ведь знаешь о том, когда и в чем я тебе врала?

— Разумеется.

— Какой стыд, лех меня кибенимат… Я-то думала, что ты так подкатывал, что ты типа такой психолог-пикапер. А ты попросту действительно видишь всех нас насквозь.

— О сколько нам открытий чудных…

— Мерзавец, еще и скалишься.

— Массаж?

— Массаж.

— Ну вот, другое дело.

— Ты о чем?

— Когда ты нежишься от массажа, ты сияешь васильком. А то пришла — распушенная, как чертополох.

— А ты откуда знаешь, как васильки и чертополох выглядят?

— Ну я ж не всегда слепым был.

— Ты мне не рассказывал. Ты вообще о себе ничего никогда не рассказываешь.

— Да кому нужна моя правда? Чего каждый раз раскланиваться. Проще помалкивать.

— Расскажи.

— О чем рассказать?

— Ну, обо всем. Ты всегда умел насквозь видеть? Или как супергерой из комиксов, тебя облило ядовитыми отходами?

— Вот ты ядовитая! Да, ты почти угадала.

— Серьезно?

— Ну-у так. Лет до пяти был обычным ребенком. Ну, точнее, не совсем обычным. Я током бился.

— Да ладно? Не верю.

— Не веришь?

— Не верю.

— А так веришь?

— А-а-а, прекрати. Верю-верю-верю!