Соцветие Лилии (СИ)

Летние экзамены сдавались так же легко, как и прошлогодние. Отношения с друзьями оставались такими же ровными, тёплыми и ненавязчивыми, как и пару лет назад. Общение с Северусом, к счастью, отнюдь не сошло на нет, а напротив только укрепилось. Мы стали даже не столько лучшими друзьями, сколько союзниками и коллегами. С ним я отдыхала от шебутных детских забав своих сверстников, всю себя отдавая науке, высокопарным спорам, точным и забавным колкостям, словесным перепалкам и хорошему чёрному чаю. Чаще всего мы встречались в гостиной его факультета, в библиотеке или на Астрономической башне. Слизеринцы уже давно привыкли к виду моего гриффиндорского шарфа на фоне их зелёных кресел, так что некоторые даже здоровались. Некоторые даже улыбались, что уж там. Всё-таки вела я себя куда более адекватно многих своих однокашников, так что, когда пора предвзятого отношения прошла, я нашла там приятную компанию на многие вечера вперёд.

Странно было, когда Поттер принялся исподволь меня сопровождать. Сначала просто провожая до лестницы, потом — до двери гостиной. А в какой-то момент Магнус Нотт, усмехнувшись, кивнул ему на вход и бросил:

— Пойдём, Певерелл. Тебе тут рады.

Этим же вечером я и узнала тайну своего друга. Пряча глаза, он извинялся и говорил, что не мог рассказать раньше — боялся, что я просто от него отвернусь. Злилась на него, конечно, поначалу — всё-таки подумать так, и о ком, обо мне! — но всё же смогла убедить мальчишку, что мне всё равно, какая у него фамилия, он всё так же остаётся моим другом.

Как-то так получилось, что я приняла предложение Слизнорта посещать его Клуб Слизней, так что теперь неизменно присутствовала на его собраниях — как ни странно, рядом с Певереллом. И почему-то меня это устраивало. Несколько напрягало лишь принятие подобного другими, как само собой разумеющегося. Складывалось такое впечатление, что люди попросту ожидали, когда с этим смирюсь — или же примирюсь, тут уж как посмотреть — я, а для остальных всё это было уже самим собой разумеющимся. Грустно, печально, непонятно… но терпимо.

Через весь год красной нитью проходило моё общение с сестрой, и робкое, какое-то пугливое — с родителями. С Эвансами мы начали переписываться исподволь, словно пробуя, и в первый же день меня ломало по-страшному. Голова раскалывалась адски, кости болели, а жар заставил ползти в Больничное Крыло за обезболивающим и чем-нибудь, что могло его сбить. Колдомедсестра лишь покачала головой и велела пить побольше воды.

— Ты сейчас проклятье с себя снимаешь, милочка, — объяснила она, задумчиво хмуря брови над мерцающими буквами, спроецированными прямо на воздухе после каких-то пассов палочкой в мою сторону. — И очень сильное. Повезло только, что его действие рассеяно на трёх человек, а не на одного — пусть ты и взяла самую большую часть на себя. Это не то чтобы опасно, но неприятно… пей больше жидкости, в приоритете воды, лучше чистой и холодной, примерно через неделю отпустит. Если хочешь, можешь взять больничный, я поговорю с учителями…

Время было на вес золота, так что от больничного я отказалась, а вот к советам прислушалась. Через пару-тройку дней стало действительно легче, я буквально чувствовала, как становилось легче чуть ли не дышать. Письма от родителей — кровных родителей, а не магических — стали более длинными, прекратили быть сухими и какими-то неловкими, так что мне день ото дня становилось лучше и лучше. Настроение так же скакнуло вверх, я перестала чувствовать себя удручённо, появились силы продолжать двигаться дальше, не останавливаясь даже на то, чтобы перевести дух. Я была полна сил и энтузиазма. Молодость, как-никак.

А тем временем тепло подкралось и буквально оглушило со спины, не давая сориентироваться и понять хоть что-то. Лето началось как-то даже спонтанно и совершенно неожиданно. Нана к тому времени уже родила, но близнецов я увидела лишь в июле, когда приехала домой.

Встречал меня на вокзале один отец, удручённый и хмурый. Заподозрив неладное с самого начала, я с бешено бьющимся сердцем попрощалась с друзьями, обняла напоследок Джеймса, пообещав писать почаще, и, чеканя шаг, двинулась в сторону Игоря.

— Привет, дорогая, — улыбнулся мужчина, обнимая меня и забирая из моих рук багаж. — Твоей матери нездоровится, так что она встретит тебя уже в поместье.

Оставалось только молча кивнуть.

Что я могла сказать? Нана угасала буквально на глазах, я надеялась, что ей станет лучше хотя бы через пару месяцев, но было видно, что женщина может и умереть. При родах сильно была подорвана основа магического ядра Каркаровой, всё-таки поторопились они с детьми — вот магия и наказала. Чёрт её знает, за что, но я была уверена в том, что это она. И по Игорю, и по Нане было видно, что они несут тяжесть этого бремени. А вот близнецы были «чистыми». На детей я смотрела без неприязни, но и без особенно тёплых чувств. Да, чистые. Но уже несчастные — вполне возможно, оба будут расти сиротами.

— Это Анна и Виктор, — познакомила нас мать, улыбаясь.