— Только стать таким человеком, — бормотала в один из весенних вечеров я, крутя в руках конверт с письмом от новообретённого «друга».
И я прикладывала все силы к тому, чтобы не стать таковой.
На самом деле, это было нетрудно. Единственное, что меня беспокоило поначалу, так это влияние магии Рода и, собственно, детских гормонов на мою уже устоявшуюся личность, но вскоре даже такое волнение пропало. С каждым днём я словно молодела, сбрасывая с себя оковы возраста, при этом оставаясь даже не самой собой, а более чистой «собой», незамутнённой прошлыми привязанностями или, напротив, антипатиями. И это не ломало меня, а скорее шлифовало.
Впрочем, пускаться в философские размышления я не любила: так мимо тебя может пройти если и не вся жизнь, то большая её часть. Скажу ещё только то, что именно этой весной — а это время года традиционно ассоциируется у многих с очищением и, можно сказать, перерождением — я училась жить ранее ненавидимой всем сердцем философией. Я училась жить одним днём.
***
Мерный звук дождя убаюкивал. Я с трудом разлепила тяжёлые веки и села в постели, зевая и недоумевая, на кой-чёрт меня подняли так рано — по ощущениям ещё не было и пяти утра. Полумрак в комнате и болевшая голова как бы подтверждали моё предположение.
Когда взгляд сфокусировался на стоящей рядом домовушке, до меня медленно начала доходить причина столь ранней побудки.
— Лили, через час завтрак, вы просили разбудить пораньше, — бодро сказало маленькое существо, улыбаясь мне. — Ванна уже набрана, одежду вы сказали, что подберёте сами, а миссис Каркарова ещё спит.
— Иг… отец дома? — с трудом выговорила я.
Порой в мыслях я всё ещё перескакивала на привычные обращения, называя отца — Игорем, а мать — Наной. Естественно, первое время для меня какая-то другая форма общения смотрелась даже дико, но одним июльским вечером, когда Нане неожиданно стало плохо из-за резко упавшего давления, я бросилась к ней с возгласом «мама», чем до ужаса обрадовала и испугала пошатнувшуюся женщину. Я посоветовалась с портретами в библиотеке, почитала кое-какие книги в семейной библиотеке и поняла, что лучше будет называть вещи своими именами, пока Магия не решила, что я пытаюсь ей как-то противоречить.
— Да, он всё ещё спит, — всё с тем же оптимизмом заявила Элис.
Её бодрый голос прогнал остатки сна, так что пришлось всё-таки встать.
В ванной пахло какими-то травами и клубникой. Я тихо посмеивалась, намыливая голову шампунем с запахом корицы и шоколада. Теперь от меня будет тащить запахом какого-то десерта, отлично. Интересно, оборотни более восприимчивы к запахам на протяжении всей жизни независимо от лунной фазы или нет? Надо будет спросить, если представится возможность…
А возможность, теоретически, должна была представиться где-то через пару лет, когда Ремус — при благоприятном раскладе, естественно — поведает мне собственную историю, плюс уйдёт время на то, чтобы мальчик понял: мне совершенно плевать, в кого он превращается, мне важна лишь внутренняя суть, то есть сам человек. А в маленьком оборотне, даже будучи ещё не знакомой с ним, я уже видела в первую очередь человека.
Пена с головы медленно смывалась, а мысли всё ещё не распутывались. Как-то слабо мне до сих пор верилось, что я дожила до первого сентября.
Когда я вышла из ванной комнаты, домовушка уже исчезла, оставив за собой убранную постель и выпуск Ежедневного Пророка на столе. Газету я пока решила не трогать, подумав, что сборы сейчас важнее.
Взглянув на погоду, я тяжело вздохнула. А ведь надеялась, что будет тёплое солнышко… ну да ладно. Под дождь будет хорошо ехать, пить чай и читать интересную книжку. Мои глаза наткнулись на стоящий рядом с кроватью уже собранный сундук с чарами незримого расширения. Все вещи я упаковала ещё вчера вечером, потратив на это практически всё свободное время после ужина. Мама мне в этом с удовольствием помогала, перебирая многочисленные мантии, плиссированные юбки, которые были наиболее популярны среди девочек Хогвартса. Вот уж не знаю, что симпатичного в многочисленных складках, разве что фигура кажется тоньше…
Но вещей было действительно много. Как только я переселилась в особняк Каркаровых на, так сказать, постоянное место жительства, мама будто немного сдвинулась. Игорь наложил на шкаф чары, и, если бы не они, дверцы давно перестали бы уже закрываться. Умом-то я понимала, что женщина просто обрела семью, теперь у неё есть люди, о которых можно и нужно заботиться и на которых она имеет полное право тратиться, но всё равно было немного неудобно. Впрочем, к хорошему быстро привыкаешь.
Это касалось не только меня. И мама, и папа не особенно радовались моему отъезду, Нана даже как-то заговорила о возможности учёбы на дому, но я в меру своих скромных возможностей вразумила родителей, напоминая им о своих наполеоновских планах.
— Только не ввязывайся ни во что, — умоляла меня прошедшим вечером Нана, упаковывая мои рубашки и блузки, аккуратно выглаженные и приятно пахнущие лавандовым мылом, которое домовики использовали при стирке. — По крайней мере, хотя бы постарайся!