Соцветие поэтов

— Давайте попробуем посмотреть на ситуацию второй половины восьмидесятых — начала девяностых годов. Те перемены, которые произошли в обществе, дали невиданный в истории русской литературы сдвиг: к читателю практически одновременно вошли и писатели русского зарубежья (причём здесь нужно назвать имена и писателей I волны эмиграции — Набокова, Алданова, Ходасевича, Иванова; и писателей II волны эмигрантской литературы, крупнейший из них — Иван Елагин; и представителей III волны — а это, например, гордость нашей литературы Александр Солженицын, нобелевский лауреат, и другой нобелевский лауреат Иосиф Бродский), и те писатели и поэты, которые находились во «внутренней эмиграции», писали в стол, не надеясь на то, что когда-нибудь их творчество будет опубликовано. Тиражи «толстых» журналов были более миллиона экземпляров, сейчас же это — несколько тысяч. И было время, когда в каждой знакомой мне семье выписывали по 6-7 «толстых» журналов. Потом началась «шоковая терапия», и уже с 1992 года даже филологи, люди, которые с профессиональной точки зрения должны знать, что происходит в литературе, не могли выписать ни одного журнала. Кризис 1998 года окончательно поставил точку в этом процессе — сейчас уже единицы могут позволить себе подписаться на те журналы, которые любили и читали десятилетиями.

— Интеллигенция стала неспособна создавать спрос?

— Да, и резко упали тиражи журналов. Уже выросло целое поколение, которым даже термин «толстый журнал» неведом. Даже филологи (я имею в виду студентов) знают о «Новом мире», например, или о журнале «Звезда» лишь понаслышке. Жизнь стала очень жёсткой, жестокой, люди вынуждены выживать, их на протяжении последних пятнадцати лет столько раз обманывало государство, что стало как-то не до поэзии. Но жажда поэзии в человеческом сердце неуничтожима, поэтому сейчас есть люди, которые хотят знать, что же происходит в поэзии, появляются ли новые имена, существует ли литературная жизнь... И что же такой человек может найти? Кроме того, разорвались связи между издательствами и провинцией. Если раньше это были налаженные книжные потоки: выходила книга и тут же поступала в разные города Советского Союза и в магазины, и в библиотеки. Наша научная библиотека — одна из самых крупных, полных библиотек. Но есть период провала, когда наша библиотека не имела возможности закупать те книги, которые издавались как раз в то время. Если раньше тираж 25 тысяч экземпляров, скажем сборника Тарковского «Перед снегом», был каплей в море читательских ожиданий, то сейчас считается хорошим тиражом поэтической книги мизерный тысячный. Сейчас у нас настолько разорвано культурное пространство, что иначе как катастрофой это назвать нельзя. Книги, а среди них есть замечательные, остаются там, где они были изданы (прежде всего, в Москве и Петербурге), и не попадают даже в библиотеки. Читатель оторван от литературного процесса, и даже филолог-профессионал не всегда может сориентироваться в современной литературной ситуации.