Соцветие поэтов

— Это были стихи не с политической окраской, а оппозиционные к политическому строю. Нет, они были непроходимы и с точки зрения эстетики. Сейчас же их широко публикуют в журналах, и выходят книги. И если говорить о жизни в столице, то там она проходит по-другому, в иных формах: это профессиональная писательская, поэтическая среда. В Москве и круг людей, которые читают и знают современную поэзию, гораздо шире.

— А вам не обидно, что в Москве более интенсивная и интересная для поэта жизнь, а вы живете в Саратове?

— Даже если бы мне и было обидно, то кому свою обиду предъявлять? Господу Богу? Наверное, каждый человек, живущий в определенных обстоятельствах, помещён в них не случайно. Поэтому для меня жизнь в стороне от литературных событий — своего рода задание. Кроме того, я участвую в литературной жизни и своими книгами, и подборками стихов в журналах, бываю на поэтических фестивалях в Москве и Петербурге. Я была на трёх международных фестивалях в Голландии, Англии и Италии.

— На ваш взгляд, проза и поэзия сейчас идут на равных или с отрывом друг от друга?

— Смотря какая поэзия и какая проза. Есть проза Валентина Распутина, Леонида Бородина, писателей, опирающихся на классические традиции русской культуры, и есть проза Сорокина, Пелевина, Ерофеева. Кстати, именно эта линия — постмодернистская — была обильно представлена на ярмарке. Не говоря уже о массовой литературе. В целом поэзия опережает прозу. И это было очень показательно при вручении премии Аполлона Григорьева в 2001 году, когда все три премии получили поэты: Виктор Соснора — «большую», а Геннадий Русанов и я — «малую». Хотя и в поэзии есть то, что и поэзией считать нельзя,— концептуализм, например.

— А как вы относитесь к постмодернизму?

— Постмодернизм — это отсутствие вертикального измерения в культуре, отсутствие иерархии. Для постмодернизма иерархия совсем отсутствует, всё превращено в плоскость. А культура может существовать только в иерархической системе духовных ценностей. И с точки зрения духовной, и с точки зрения философской и художественной постмодернизм должен быть осмыслен и преодолён, изжит, ибо он собой знаменует смерть и разложение искусства, крах.

— Как его можно преодолеть, если уже поколение на нём воспитано и некоторые могут не знать другого?

— Человек так устроен, что душа человеческая хочет человеческого, а постмодернизм нам предлагает античеловеческое. Наступит такой момент, когда человек почувствует, что не может душа питаться тем, что предлагает постмодернизм, это отбросы культуры. Отбросами питаться не очень приятно. Если человек не знает ничего другого и считает, что отбросы и есть нормальная пища, то для таких случаев существует русская классика XIX века.

— Но классику тоже нужно уметь преподнести, во многих случаях её преподносят так, что возникает в силу подросткового нигилизма отторжение, со временем переходящее в невежество. Как преподаватель вы с этим сталкивались, наверное?

— Конечно, я с этим сталкивалась. Сейчас обсуждаются всякие новые программы по литературе, где классику предлагают сократить или вообще убрать. Мне кажется, что это преступление. Сейчас действительно современному молодому человеку, ребёнку трудно воспринимать классику XIX века: жизнь, которая отражается в классической литературе, настолько изменилась, что очень трудно войти в этот мир, там совершенно другой язык, всё иное. Дети могут не понимать, но это семя, брошенное классикой, в то время, когда их заставляют читать, оно прорастёт. Если человек хоть краешком прикоснулся к литературе XIX века, в нём всё равно должно что-то в душе возникнуть, чтобы в какой-то момент его жизни создать заслон тому, что сегодня предлагают в культуре. Хотя всё сейчас направлено на то, чтобы этот заслон уничтожить: политика телевидения, печати. Достаточно подойти к любому киоску, чтобы это понять. С моей точки зрения, это осознанная политика, чтобы разрушить всё то чистое, светлое, доброе, что есть в человеческой душе. А поэзия воспитывает именно эти стороны души человеческой, она необходима человеку. Душе человеческой нужна пища. А если её нет, то мы имеем то, что имеем, ту грязь, которую видим вокруг себя и слышим на улице. Если бы поэзия занимала в обществе своё место, этого бы не было.