Поэт Анатолий Передреев за всю свою жизнь написал всего одну книгу стихов. Некоторые наши знаменитые поэты написали в десятки раз больше и с виду их стихи не хуже... Но Передреев остался в поэзии. Они — нет. Почему?
Чтобы ответить на этот вопрос, давайте вспомним те времена, когда Анатолий Передреев как-то вдруг, внезапно, как бы из небытия взлетел на поэтический Олимп. И сразу же занял там своё, только ему принадлежащее место.
Это было время открытий, время, когда по первым же произведениям — рассказам, повестям стихотворениям — опытные, заслуженные мастера всенародно давали путёвки в жизнь молодым. Передреев тогда работал шофёром в Братске. Даже не он, а его товарищ прислал несколько стихов Анатолия в «Литературную газету» и они попали к Асееву. Буквально через несколько дней стихи эти были опубликованы с напутствием Асеева, а через несколько месяцев юный поэт, дитя окраин, не шибко, по-видимому, образованный, но наделённый абсолютным чувством гармонии, слова, ритма, оказался в Москве, в Литинституте.
Но это было лишь начало. Попав в огромный, незнакомый и для пришлых бездушный город, Передреев не только удержался в нём, но и сделал тот самый решающий шаг, который отличает настоящего поэта от человека случайного в поэзии. Он написал свои программные стихи, прозвучавшие, как манифест. Ибо это было ещё в то время, когда общество было способно высоко ценить стихи-манифесты, стихи, выражающие общие, сокровенные настроения.
Это тогда, в те времена, когда Вл.Соколов, провозвестивший, в противовес шумной и крикливой эстрадной поэзии, «тихую лирику» написал знаменитое «вдали от всех парнасов, от мелочных сует со мной опять Некрасов и Афанасий Фет». А чуть позже Рубцов выступил со своей, тотчас же отрезонировавшей в сознании читателей «Деревней»: «В этой деревне огни не погашены, ты мне тоску не пророчь», предъявив миру как символ, как сущность и как живую сегодняшнюю реальность свою малую, любимую им до боли «тихую» родину. Передреев написал не менее значительные и не менее знаменитые стихи об окраине, пригороде, своей малой родине: «Околица родная, что случилось, окраина, куда нас занесло? И города из нас не получилось, и навсегда утрачено село». Были потом ещё стихи — классически строгие, точные, наполненные энергией болящего горячего сердца, но с этими самыми известными, дошукшинскими и сошукшинскими он вошёл в большую поэзию и по праву теперь существует в ней.
А ведь шли уже времена, когда в поэзии на плаву были только биологически сильные, пробивные люди. Потребовалось большое мужество представителям той волны, которую критики когда-то назвали «тихой лирикой». Потребовалось хотя бы потому, что они не могли не подтвердить своего поэтического кредо. Это были последние романтики в нашей поэзии. Они оплатили свой дар и свою привязанность трудной судьбой. Мы знаем, как умер Рубцов. Мы знаем, как умер Передреев. Но мы знаем и другое. Чистоте своего стиха они остались пожизненно верны.
И вот что всегда поражает меня, когда я вспоминаю историю всей моей двадцатилетней дружбы с Передреевым (а мы земляки, из одного города, и чувствовали себя братьями. Он — старшим). Что удивляет и даже озадачивает меня: никогда, ни разу за все эти долгие годы я не слышал от него ни одного слова жалобы. Он был горд. Он не жаловался. Он был последовательным и цельным в своём призвании человеком и знал, что это он выбрал свой путь, а не его кто-то выбрал.