Соцветие поэтов

Я убеждён, что и Рубцов, и Передреев были последними поэтами есенинского толка. Будут ещё писать об уходящей деревне и пригородах, похожих на неё, но это будет просто грусть или просто чувство и мысль. Драмы не будет. Судьбы не будет. Уже научились жить в мегаполисах. В пригородах не было сухого и топорного этикета. Было шумно, многолюдно, жили на виду.

Не случайно многолюдный, гостеприимный дом Вадима Кожинова так привлекал молодого Передреева. А если вспомнить, какие таланты там собирались, то и вовсе станет понятным, сколько счастливых дней он провёл там.

«Настрой же струны на своей гитаре», — писал он в стихотворении, посвящённом Кожинову, — «настрой же струны на старинный лад, / в котором всё в цветеньи и разгаре. / Сияла ночь, луной был полон сад».

И это передавало их общее настроение, их душевную близость, их романтическую печаль в тот вечер:

«Ещё не всё потеряно, мой друг».

Вспоминается музыка его стихов, так хорошо прочувствованная нынешней молодежью через десять лет после его смерти. Они не знали его, но нашли для себя его стихи и поют о том, как

...где-то музыка звучала,
Звала меня со всех сторон.

Это его знаменитая по тем временам «Равнина»:

Всё необъятнее, всё шире
Росла звенящая волна,
Пока не понял я, что в мире —
Луна. Равнина. Тишина.

...И всё зовёт вокруг, толпится,

И по мерцающей земле
Идёт ко мне, и прячет лица,
И вновь скрывается во мгле...

Стихи и воспоминания о нём пишут поэты разных поколений. И в этом наше счастье.

Анатолий Шавкута. «Голос друга (Вспоминая Анатолия Передреева)»

Вера Полозкова (1986)

Красива, молода, но покорить Олимп
ей суждено. В преддверьи громкой славы
уже готовят боги ей алмазный нимб.
Богини улыбаются лукаво.

Как множество людей, живущих и до нас,

талантлива, сильна, но одинока.
Признание придёт позднее, не сейчас,
терпеть – удел поэта и пророка.

Кассандра властвует над сердцем и судьбой,

душа поёт и дарит ощущенья.
Любовь – диагноз. Очевиден явный сбой,
возникший вдруг в последний день творенья.

Её друзья добры, умеют ярко жить.

Для них, творя сверкающее слово,
спешит - ей некогда покоем дорожить:
заглянет муза - и пропала снова.

2012

Немаленькая Вера

В Сети на прошлой неделе вскипела яростная полемика вокруг статьи Игоря Панина о Вере Полозковой в «Литературной газете». Формально это у Панина рецензия на «Фотосинтез» (Вера Полозкова, Ольга Паволга. М., Гаятри/Livebook, 2009), но на деле, разумеется, перефразируя Блока, не следует давать имя рецензии тому, что ею не является.

Это нечто между памфлетом и пасквилем, под названием «Кукла», с нормальным литгазетовским/литроссиевским пафосом «Больно шустра!». Русская ругательная критика сейчас бывает двух видов (она, собственно, всегда делилась на эти два не слишком ароматных потока, но поскольку сейчас вся Россия очень наглядно выродилась, то и славянофильско-западнические вариации испортились до полного неприличия, а различия стёрлись). Вариант охранительный: автора упрекают в суетности, в том, что он на виду и на слуху, а надо бы неспешно, «неторопко» (очень любимое ими слово); автора многовато, он себя пиарит, слава его эстрадная, стадионная, дешёвая, гламурная. Это, как вы понимаете, выродившийся вариант почвенной травли шестидесятников.