Сотворение любви (ЛП)

почти разряжен, но функция автофокусировки пока работает, и я могу делать снимки. Я направляюсь с ним в ванную комнату. Встаю ногами на края ванной приблизительно посередине, смотрю в видоискатель. Да, ее сфотографировали именно отсюда. Фотограф стоял там же, где и я. Интересно, голый он был, или одетый? Возбужденный или сконцентрированный на том, чтобы фотография удалась? Это такая манера навязчиво смотреть на Клару, внимательно изучая ее тело? Я щелкаю пустую ванну. Затем я сопоставляю фотографию на видоискателе со снимком Клары. За исключением той детали, что на моем снимке Клары нет, все сходится. Одна и та же ванна, тот же самый кафель цвета морской синевы с той же самой белой каемкой по низу пластиковой ширмы.

Одна ложь – и все меняется, рушится, летит в тартарары. Одна ложь – и ты уже не

можешь защитить себя, сказав: “Это невозможно, клянусь, что это не так”. Ведь ты и сам уже поверил в то, что ты – главный герой, и убедил в этом других. И вот теперь ты не можешь выйти из игры, чтобы показать всем, кто ты. Здесь находится твой двойник, придуманный другой человек, давший тебе свое лицо, чего ты так хотел. Одна ложь – и ты никто, тебя не существует, потому что теперь в глазах других ты – это тот, другой, о котором ты сказал, что он – это ты. Другой Самуэль захватил мою жизнь и хочет заставить меня заплатить за подлог, за мою ложь. А я могу только продолжать врать, чтобы уменьшить зло. Я думал украсть что-то у него, а в итоге он понемногу пожирает меня.

Если Клара побывала в моей ванной, а я об этом не знал, значит, она могла приходить

сюда раньше, до того, как я купил эту квартиру. Она могла быть в отношениях с тем, кто жил здесь до меня. Отсюда и путаница. Но у меня нет намерения намекать об этом Карине. Я не хочу вводить новые неизвестные, увеличивая неразбериху и подозрения, что в этой истории замешан кто-то еще. Я собираюсь и дальше продолжать чувствовать себя Самуэлем, единственным любовником Клары. Она любила меня, и больше никого. И Карина должна продолжать говорить со мной о своей сестре, должна рассказать, какой была эта женщина, с которой я делил счастливые минуты. Какая разница, что написала Карина в своей записке.

И теперь, обдумывая все это и внимательно изучая фотографию Клары, которую я украл

на похоронах, я вспоминаю, как она смотрела на меня, фотографируясь, и как смотрел я, фотографируя ее в ванной…

(Голым я был, или одетым? Если я был раздет, значит между нами были настолько

близкие отношения, что она могла без всякого смущения видеть в первую очередь мои гениталии, гораздо выше голову и фотоаппарат где-то на уровне пояса? Она подшучивала над этим? Отсюда и эта наглость – высунутый язык?

- Ты и в самом деле здесь для того, чтобы фотографировать, – возможно, сказала бы

Клара, протянув руку, чтобы коснуться меня.

- Спокойно, детка, иначе ты выйдешь нечетко – ответил бы я ей.

Тогда, конечно, она убрала руку, скорчив недовольную гримаску и высунув язык. И

только сфотографировав ее, я положил фотоаппарат на край раковины и залез к ней в ванную.

- А теперь посмотрим, держись, ты что-то хотела потрогать секунду назад?

- Опускайся сюда, – сказала Клара. Быть может, она почувствовала себя неловко, глядя

вверх на мои голые ноги и видя мое возбуждение – не очень-то презентабельный вид.

- Подожди, – отвечаю я.

- Ну что, садишься? – торопит меня Клара.

- Смейся-смейся, – подтруниваю я, а она показывает мне язык)…

Я впервые замечаю определенное сходство сестер. Нет, их невозможно перепутать,

потому что у Карины более удлиненное лицо, глаза кажутся еще огромнее, а рот меньше, чем у Клары, да и выражение лица у нее посуровее, хотя, возможно, оно и не всегда было таким. Но существует фамильное сходство, заставляющее меня почувствовать, что Карина стала мне еще ближе. Я убеждаюсь в том, что есть нечто такое, что мы должны с ней разделить. Жизнь с общим знаменателем, каким была Клара. Мы с Кариной почти одна семья, нас объединило горе, мы нуждаемся в утешении от этой утраты, потрясшей наши жизни и выбившей нас из колеи. Мы хотим разговаривать о Кларе, вспоминать ее, чтобы она не умерла совсем, и даже дать ей жизнь, потому что я расскажу Карине о сестре то, что она не знала, а она расскажет мне вещи, о которых я даже не подозревал.

- Ты помнишь, – скажем мы, – вот об этом она, скорее всего, тебе не говорила…

И, вероятнее всего, тогда мы заплачем о ней, потому что эта утрата покажется нам еще

горше. Это не просто потеря человека, которого мы знали, но и человека, которого нам не хватало, чтобы его узнать. Хотелось бы мне когда-нибудь поплакать о Кларе на плече ее сестры.

Глава 11

- Да.

Она, должно быть, увидела мой номер на экране, потому что односложный ответ ее звучит

раздраженно, как простая отговорка.

- Это Самуэль.

- Я же написала тебе, чтобы ты мне не звонил, разве нет?

- Клара попросила меня, чтобы я не говорил тебе об этом.

- Чтобы ты не говорил мне, что она была в твоем доме? Хватит уже, Самуэль.

- Ей было стыдно.

Думаю, Карина пыталась переварить информацию, возможно, для того, чтобы решить,