Сотворение любви (ЛП)

Я не был на похоронах с тех пор, как умерла моя тетка, старшая сестра матери, когда я был еще подростком. Думаю, я еще не дошел до того возраста, в котором предыдущее поколение начинает умирать. Дед с бабкой умерли, когда я был совсем маленьким ребенком, по правде говоря, один из них умер еще до моего рождения. Так что я не помню ни того, как они умерли, ни самих похорон. Моя мама жива, если можно назвать жизнью то, как она движется вперед, в будущее, подсчитывая пройденный путь с чувством оставленного позади и утраченного времени. Думаю, отец тоже жив, во всяком случае, я не получил известий о его кончине. Конечно же, другие люди моего возраста теряют братьев, сестер, жен и мужей, теряют своих детей. Смерть покружила вокруг меня немного. Развлекаясь, она бродит по другим местам. Так что, лично, я с ней незнаком, все больше по книгам и фильмам. В общем-то, я даже не знаю точно, соблюдается ли до сих пор обычай ходить на похороны в темном или даже в черном. В конце концов, я решаюсь на джинсы со светло-серой рубашкой и темный льняной пиджак. Я даже не помню, что покупал его, и он долгое время провисел незамеченным в одежном чехле.

В гугле я смотрю, как добраться до морга и обнаруживаю, что могу воспользоваться несколькими видами транспорта – метро, пригородным транспортом, или такси. Идущий дождь убеждает меня поехать из дома на такси. А, кроме того, сегодня утром я сходил и купил букет цветов на похороны, и в метро с букетом в руках я чувствовал бы себя смешным. К тому же, мне кажется солиднее и торжественнее приехать в морг на такси, чем на метро.

Администратор с суровой энергичностью спрашивает меня, на какой церемонии я присутствую. Точно также администратор отеля спросил бы меня, желаю ли я снять номер с завтраком или без. По правде говоря, морг похож на отель, специализирующийся на конгрессах и конференциях: мягкие персиковые тона, мебель из декоративного магазина, слишком безликая, чтобы создавать уют. Ее позолота, цветы и древесина кажутся качественными, не являясь таковыми. Оторвав ручку Montblanc от бумаги, администратор ждет ответа.

- Их сегодня несколько? – спрашиваю я.

- Простите?

- Несколько похорон в одно и то же время?

- У нас семнадцать превосходно оборудованных залов.

Чтобы не признаваться в том, что мне известно только имя покойной, данное ей при крещении, что, пожалуй, вызвало бы подозрение администратора, я поднимаю руку, словно прося его немного подождать, поспешно достаю, будто бы только что позвонивший мобильник, и делаю вид, что говорю по телефону, находясь неподалеку от стойки. Вскоре к столу приближается супружеская пара. На вид им лет по шестьдесят, оба в трауре, и мужчина отвечает на тот же самый заданный им вопрос “Клара Áльварес”. Я даю чете возможность отойти на несколько шагов, затем изображаю на лице улыбку, прося у администратора прощения, и указываю телефоном на траурную пару. Я направился следом за парой. Поравнявшись с ними, я заметил, что глаза женщины покраснели от слез, а мужчина кусает нижнюю губу, словно стремясь избавиться от внутренней боли, причиняя себе боль физическую. Он останавливается и роется в карманах. Женщина хочет ему что-то сказать, поднимает руку, но, так ничего и не сказав, молча кладет голову на плечо своего, как я полагаю, мужа. Мужчина достает носовой платок и вытирает им глаза, хотя они кажутся мне сухими. Я тоже вынужден остановиться, и делаю вид, что рассматриваю громадную галерею, на которой мы столкнулись. Современная, несколько вычурная, архитектура – ничего похоронного: огромные окна, выходящие в озелененный внутренний дворик, отшлифованный каменный пол, такой блестящий, что кажется мраморным, и огромные диваны из искусственной кожи. А мужчина снова и снова продолжает кусать губу с завидным постоянством грызуна. Это заставляет меня подумать, что здесь речь идет о нервном тике, а не о проявлении чувств.

Они оба смотрят на меня. Я стою в трех-четырех шагах от них с букетом цветов в руке. Пожалуй, они ждут от меня какого-нибудь знака, но никто не говорит ни единого слова. Они начинают тихо спорить, глядя по сторонам, словно заблудились в лесу. Женщина показывает куда-то за мою спину, и они направляются туда, проходя от меня чуть поодаль. Я иду за ними. Я вхожу следом за ними в зал, где уже находятся человек двадцать-тридцать. Люди разбились на маленькие группки и стоят или сидят на стульях и диванах. Супружеская чета направляется еще к одной паре приблизительно их возраста. Мужчины пожимают друг другу руки, женщины обнимаются. Они неподвижны и молчаливы. Возможно, они были сестрами. В чертах их лиц проскальзывало что-то общее (слишком короткий нос и широкий, крутой лоб), они были одного роста и одинаково худощавы. Смущенные мужья смотрели друг на друга, чувствуя себя неловко из-за бесконечно затянувшегося объятия своих жен. Сбоку зала находится дверь, ведущая еще к одной, маленькой двери. Я подхожу к ней с чувством того, что весь мир внимательно следит за каждым моим шагом. Стеклянная стена позволяет видеть гроб.